Заслон

— В том-то и дело, что обещал, — боцман протяжно свистнул. — А в аккурат через часок опосля того, как ты ушел, нагрянули гости, пошуровали в каютах да и говорят: «Вали-ка ты, парень, домой».

— Гости! — схватил его за руку Алеша. — А я тебе что говорил? Я говорил: будь здесь хозяином. Эх ты…

— А ты не кипятись, — отвел его руку Померанец. — Пришли они, значит, все честь по комедии, вооруженные до зубов. Мандат на обыск старшой предъявил и, первым делом, в капитанскую каюту. А там, мать честная, семь пудочков золота припрятано, ей-ей, не вру! И еще что-то такое нашли, бумаги какие-то важные. То ли Савоськин их кому-то должон был передать, то ли их Савоськину передали… Ну да там, куда его поведут или уже повели, разберутся. Там его, сукиного сына, поспрошают! — Померанец сплюнул и, повеселев, добавил: — А что я тебе говорил? Чуяло мое сердечко, чуяло ретивое! Ну, айдате домой!

Но идти домой Алеше не хотелось. Простившись с боцманом, он пошел по Большой улице, в сторону центра.

3

Старый, грузный, Лазарь Моисеевич Гамберг в крайне удрученном состоянии захлопнул массивный талмуд, в котором искал ответа на мучившие его сомнения, погасил свет и выглянул в коридор. Там было темно и тихо, только из-под двери, ведущей в комнату старшего сына, пробивалась узенькая полоска света и слышались молодые приглушенные голоса. «Так и есть, у Беньки опять гостюет кто-то».

Крадучись, старик выскользнул на крыльцо. Преданная Альфа, взвизгивая от радости и припадая на все четыре лапы, подползла к нему на брюхе и лизнула руку. Хозяин пнул собаку ногой, спустился во двор и — порядок прежде всего — пошел посмотреть, заперты ли ворота. За ним, ковыляя на толстых лапках, побежал щенок — рыженький Омега. Альфа предостерегающе тявкнула — хозяин, мол, не в духе! — и бросилась наперерез.

— Боишься?! Дрожишь за своего звереныша, глупая. Ну? — неожиданно для себя старик погладил собаку, глядевшую на него умными, понимающими глазами, схватил щенка, подкинул и тотчас же подхватил его своими крепкими, жилистыми руками. Щенок тявкнул, Альфа скулила и жалась к ногам хозяина.

Старый Гамберг глянул вверх и вдруг увидел звезды, подивился их переливчатому сиянию, этим вдруг открывшимся перед ним бесчисленным мирам. Он никогда не задумывался о их существовании, так влекли и занимали его всегда неотложные земные дела. Он ничего не знал в звездном мире, кроме Млечного Пути и Большой Медведицы. Да и это зацепилось в памяти еще с той поры, когда он был таким же юнцом, как его Бенька. Полно, был ли он когда-нибудь таким рослым и красивым? Нет, конечно… В юности он был костлявым, никогда не наедавшимся досыта местечковым бедным евреем, торговавшим пряниками в грошовой лавчонке отца и мечтавшим о богатстве.

И вот оно пришло, это богатство. Ой и не спрашивайте, какими путями оно пришло! Там, в Книге Судеб, записано, как он денно и нощно, не щадя здоровья и сил, «насаждал свой виноградник». И пускай этот виноградник крепко припахивает рыбным рассолом, и пускай далеко не все считают старого Гамберга праведником… Что ж из этого? Иегова знает, как это непросто, как нелегко стать купцом первой гильдии даже здесь, на Амуре. Ой, как нелегко! Но зато еще так недавно к голосу Лазаря Моисеевича прислушивались многие. Да что там, все уважаемые люди города! Все, кроме собственного сына…

Кто-то брякнул щеколдой калитки, потоптался на тротуаре, снова несмело потрогал щеколду. Странный гость, почему он не позвонит с парадного? Медлит у ворот, видимо, раздумывая, не уйти ли совсем? И старый Гамберг ощутил неясную тревогу, что неизвестный вдруг уйдет и никогда больше не постучится в эти ворота.

— Стойте! Стойте, я сейчас отопру! — Старик заторопился к воротам, прижимая к груди тепленького присмиревшего Омегу, и, только отодвинув засов и распахнув калитку, понял, что поздний гость ему мало приятен и что он подсознательно ждал кого-то другого.

Невысокий и хрупкий юноша, казалось, тоже не обрадовался этой встрече, но Лазарь Моисеевич отрезал ему путь к отступлению, захлопнув калитку и даже навалившись на нее всем своим тяжелым телом.

— Так… — сказал он ворчливым тоном, — в моем доме идет заседание, и я выполняю обязанности швейцара. Очень вам благодарен, молодые люди, спасибо!

— За что? — удивился юноша и поправился еще более неловко: — Пожалуйста… Я хотел сказать… — Он окончательно запутался и, чтобы скрыть свое смущение, погладил по спине Омегу. Альфа зарычала. Старик, внезапно раздражаясь, кинул щенка ей на спину и схватил юношу за плечи:

— Меня вовсе не интересует, что вы хотели мне сообщить. Нисколько не интересует! Но я хочу, чтобы вы послушали меня. Да, да, послушайте! Вы думаете, я вас не знаю? Я вас знаю и насквозь вижу. Ведь вы Гертман? Гертман!

Алеша утвердительно кивнул головой и тоскливо посмотрел вслед убегавшей Альфе.

— Ай, ай, — продолжал старик, — сын почтенных родителей, вы приходите в чужой дом ночью, крадучись, с черного хода. Спрашивается, почему это? О, вам трудно ответить на столь простой вопрос. Трудно? Да, трудно!