По наитию я спустилась к реке, которая больше напоминала широкий ручей и огляделась, вскарабкавшись на камушек. Щелкнула фонарем. В его свете вода стала черной и непрозрачной, а трава вокруг — ярко-зеленой. Камни, покрытые бархатистым мхом, опасно качались под ногами, я спрыгнула и поднялась по откосу.
Вода журчала, где-то выше по течению ухнула сова — больше ни звука.
— Яр!
— Не думал, что ты вернешься.
От неожиданности я поскользнулась на влажной земле и чуть не упала в ручей. Вовремя схватилась за дерево, обнимая ствол в ноздреватой грубой коре, чуть не стесала пальцы. Выроненный фонарик скатился к воде.
Ярцев стоял позади, частично закрытый густой молодой сосновой порослью и молодыми деревцами. Темный силуэт в белой, расстегнутой рубашке — она бросалась в глаза. Остальное скрыто темнотой — я даже лица не видела.
— Чего раскричалась?
Я внимательно всмотрелась в черный силуэт.
голосе было что-то не так, словно он прикладывает больше усилий говорить, чем нужно. Натянутый тон и голос. Хриплый, болезненный… Почти нечеловеческий. Я слышала такие нотки, когда она начал меняться в первый раз.
— Как ты? — еле слышно спросила я и затихла. Наверняка он слышал мое испуганное дыхание.
— Плохо, — признался он.
Я все никак не могла его рассмотреть, света не хватало. Стараясь не делать резких движений, я осторожно спустилась к речке — за укатившимся фонарем.
Заметив, что я подобрала его с земли, Яр попросил:
— Не включай.
Я безропотно подвесила фонарь на пояс.
— Где ты был? — что-то говорить надо и звук голоса успокаивает. Когда говоришь, сразу легче. — Я привезла антибиотики и все необходимое… Они там, на крыльце.
Яр молчал и рассматривал меня из-за сосняка.
Похоже, будто он охотится на меня. Все это время он знал, что я здесь, но не откликался, а наблюдал… Но я быстро прогнала панику — он бы напал, если бы хотел. Прыгнул бы на спину, как тогда, в квартире Женьки.
— Я помогу… — неуверенно сказала я, пряча страх. До того, как я снова его увидела, во мне было больше смелости. — Все будет в порядке… Мы его вытащим.
Он стоял неподвижно и пялился на меня. Я опустила глаза, подумав, что он может видеть мое лицо. Больше всего я боялась, что он спросит — почему я пришла. Или еще лучше — зачем?
«Зачем ты пришла, Рита? Ты столько раз пыталась сбежать»
Мне было стыдно, что я здесь.
Стараясь не смотреть в его сторону, я поднялась по откосу и пошла к дому. Но остановилась, опомнившись — сможет ли он идти? Вдруг надо помочь?
Силуэт в белой рубашке постоял, а затем двинулся следом — с трудом, но Ярцев шел. Когда он выбрался из зарослей, в лунном свете стало видно, что рубашка мокрая спереди. Я вспомнила перевернутую канистру и догадалась, что он ходил к ручью пить.
— Я рад, что ты вернулась, — пробормотал он в спину. — Только не смотри на меня.
Глава 33
В дом я вошла первой, подобрав пакет со ступенек.
Нашла в углу еще одну свечу и зажгла. Ярцев вошел следом — я слышала шаги, но не обернулась. Мне и вправду не хотелось смотреть, во что он превратился.
Я разожгла свечу, отстегнула с пояса фонарь. Села на деревянный пол, спиной к Яру и вытряхнула пакет. На пол полетели медикаменты, бинты и остальное. Не знаю, удастся ли помочь, но все что могла, я сделала.
Я открутила пробку и глотнула воды из бутылки.
Так и подмывало обернуться, но я опустила голову, отбрасывая с лица пряди волос. Ничего хорошего я там не увижу. По голосу и тяжелому дыханию ясно, что Яр уже не человек и не зверь, а среднее.
И не уверена, что вынесу эту картину.
— Боишься?
— Нет.
Я обернулась из принципа, чтобы не выглядеть слабохарактерной. Хотя слабохарактерная не вернулась бы.
Он стоял в дверном проеме, покачиваясь. Дверь за его спиной была распахнута в ночь и лунный свет сделал ярче белую рубашку — ткань просвечивала насквозь, а вот лицо скрыли тени.
Прижимая перемазанную сгустками крови ладонь к животу, Яр зажимал рану. Было видно, что это причиняет ему боль.
Он шатко, как живой мертвец шагнул вперед. Свет свечи разогнал тени на лице, и я вздрогнула. Горлышко бутылки я так и не донесла ко рту.
Живой мертвец — хорошее сравнение. И точное.
Кожа растрескалась вдоль и поперек, прямо поверх выступающих мышц. Лицо изменилось. В рубцах, буграх, трещинах, оно почти не передавало эмоций, но глаза в этом кровавом месиве были прежними — голубыми и чистыми, только подернутыми пеленой боли.
Вскрытые полости сочились знакомой слизью, смешанной с кровью.
Живот в крови — уже в настоящей, из раны. Руки, рубашка перепачканы тоже.
— Кошмар, да? — он улыбнулся через силу.
Я вспомнила про бутылку воды под носом и, давясь, глотнула через силу.
Нет, все отлично. Это же как новогоднего гуся шить…
— Справлюсь, — сказала я, но без уверенности.
— Давай попробуем, Рита, — задыхаясь, кивнул он. — Принесла обезболивающее?
— Принесла.
Яр неуклюже опустился на колени — даже скорее рухнул, а затем лег боком — раной вверх.
Я подползла на четвереньках и склонилась над ним.