Заслужить лицо. Этюды о русской живописи XVIII века

Может статься, что дедушка толкует о своих военных подвигах. Однако судьба русской батальной картины XVIII века, в отличие от истории русского оружия, удивительно несчастлива… И «Портрет Петра I на фоне Полтавской баталии» И. Г. Таннауера (1710-е гг. ГРМ), и вольное его повторение неизвестным русским мастером первой половины столетия из собрания Третьяковской галереи, и «Граф А. Г. Орлов. Милосердие после Чесменского боя» (Неизвестный художник. Втор. пол. XVIII в. ГТГ), и «Аллегория на Чесменскую победу» Теодора де Роде (1771. ГТГ), украшавшая некогда Мраморный дворец Петербурга, представляют войну как персональный поступок героя. Сама парадоксальность русского глагола «воевать» в XVIII — начале XIX столетия заранее указывает на обреченность русской баталистики. Ведь едва не до гоголевской эпохи и эры молодого Толстого русские воевали не столько с кем-то, сколь кого-то. Петр и его войско, говорят современники, «воевали шведа и турка воевали»; «Елисавет с армией и флотом воевала немца»; екатерининские орлы «воевали…» — кого только не воевали в XVIII веке. Воевать «с кем» русский язык и, стало быть, Россия начнет лишь после «нашествия двунадесяти языков» в 1812 году. Редкость и беспомощность батального полотна в беспрестанно и небезрезультатно ратующей стране — в двоиственности переходного глагола, переходность в первой трети XIX века утратившего.

И. Акимов

Самосожжение Геркулеса на костре в присутствии его друга Филоктета. 1782

Государственная Третьяковская галерея, Москва

И. Акимов

Сатурн с косой сидящий на камне и обрезывающий крылья Амуру. 1802

Государственная Третьяковская галерея, Москва

И. Г. Таннауер

Портрет Петра I на фоне Полтавской баталии. 1710-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Заметим, что редкие образцы не-батальной и не-триумфальной исторической живописи на современные темы, а эпоха, в принципе, не исключала подобной возможности, выходили вовсе натянутыми, неся такую «мюнхгаузенщину», что потешала даже современников. Потому и ограничимся цитатой из Франсиско де Миранда, путешествовавшего по России в 1786–1787 годах и описывающего следующее происшествие:

«В зале для Ея Величества выставили огромное полотно, написанное венецианским художником Казановой [имеется в виду Франческо Джузеппе Казанова — младший брат знаменитого авантюриста. — Вд.] в Париже, оцененное в 12 тысяч франков и подаренное принцем Нассау князю Потемкину. Сюжетом для него послужила охота на тигра, которого принц Нассау убил у мыса Санта-Мария, в устье Рио-де-ла-Платы. В изображенном на картине эпизоде шевалье де Лоресону, который путешествовал вместе с принцем, угрожает смертельная опасность, и принц разряжает свое ружье прямо в голову зверю, как будто это не настоящий тигр, а соломенное чучело. Любопытно, что при этом самое испуганное лицо — у сопровождавшего их местного жителя, хотя, держу пари, он-то боялся меньше всех, но ведь картина была написана в Париже <…> Море изображено весьма неудачно, и вообще, вся эта рыцарская сцена, относящаяся скорее ко временам Дон Кихота, чем к нынешним, мне не понравилась. К тому же на эту тему есть и гравюра. Императрица, как мне показалось, тоже особого восхищения не ощутила. После чего пили кофе, и Ее Величество удалилась».

Теодор де Роде

Аллегория на Чесменскую победу. 1771

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Неизвестный художник второй половины XVIII в.