Выдвигая свою систему ценностей, Академия строго ранжировала значение жанров живописи, объявляя «по возрастании» следующую их структуру: «1. Цветочной с фруктами и насекомыми. 2. Звериный с птицами и дворовыми скотами. 3. Ландшафтной. 4. Портретной. 5. Баталической. 6. Исторический домашний. 7. Перспективный. 8. Исторический большой, заключающий в себе все исторические деяния». И если «малый исторический» предполагал, что при помощи «употребительных предметов», т. е. «людей и внутренней архитектуры сельских и городских домов со всеми украшениями», будут представлены «одни только повседневно в домах случающиеся дела и забавы» (как видим, речь, по сути, идет о жанре бытовом), то перед «историческим большим» ставились задачи воистину грандиозные. Теоретик И. Урванов многословно характеризовал их так: «В историческом большом роде употребительные предметы суть различные деяния человеческия, касающиеся до священной или светской истории, или до баснословия; к чему присовокупляются также предметы, служащие к объяснению деяний <…> Художник оным занимающийся должен иметь то превосходное просвещение, и то отменное искусство, каковых от него требуют изображения высоких или важных деяний, и сравниться с великими бытописателями и стихотворцами, прославлявшими дела великих людей, дабы тем вперить в нас добродетели их. Следственно, надобно также сему художнику иметь великое знание изъявлять добродетели, страсти и пороки согласно с повествованием, и располагать всякое историческое представление выгодно для картины, то есть, чтобы приятно было оно для зрения, однако без потери существенной силы повествования».
Новое движение в «большом историческом» жанре зачинал Антон Лосенко (1737–1773). В Академии он занимался у Л. Ж. ле Лоррена, Ж. Л. де Велли, Л. Ж. Ф. Лагрене, проучился несколько лет в Париже у Ж. М. Вьена (учителя великого французского неоклассициста — Луи Давида), побывал затем в Риме. Свою дальнейшую деятельность Лосенко развернул в Петербурге, состоя в последние годы в должности директора Академии художеств. Прожив недолго, он лишь под конец жизни сумел реализоваться в творчестве в меру дарования. В своей эволюции, скажет сторонник формально-стилевой концепции истории искусства, Лосенко преодолевал традиции барокко и обретал классицистическую строгость. Своего рода прощанием с барокко и его концепцией «Я» как «персоны» кажется лосенковский «Портрет Федора Волкова» (1763. ГРМ), где создатель первого русского профессионального театра, купеческий сын, ставший дворянином, и, может статься, режиссер, испытавший редкое счастье поставить пьесу не только на подмостках, но и в жизни, — а пьеса сия называлась «Восшествие Екатерины на престол, или Две Екатерины»[71]
, — демонстрирует нам кинжал и диадему не только как атрибуты Мельпомены и Талии, но и как «игрушки Фортуны», вознесшие его в дворянское достоинство и украшающие отныне родовой герб Волковых, где преизобильный барочный лексикон двусмыслен, как театральный реквизит; где пафос прежнего стиля разбивается в «доличностях», не достигая лица, являющего нам «натурального человека» вне «роли».Еще в Риме Антон Лосенко создал полотна, свидетельствующие о том, что заграничные уроки пошли ему на пользу. В России он успел осуществить — увы, не до конца — лишь два значительных замысла, написав в качестве программы картину «Владимир и Рогнеда» (1770. ГРМ), а в последний год жизни исполнив эскиз «Прощание Ректора с Андромахой» (1773. ЕТЕ) на сюжет из «Илиады». Однако картину довести до конца не успел. Эскиз, отличающийся свободой и напряженностью красочного звучания, для нас стал высшей точкой в творчестве художника.