Барокко в России — как стиль, как образ жизни, как мирочувствование — «преставилось» в период своего расцвета, опочило без агонии, умерло, не болея, отдало Богу душу, подобно своему герою, — «на скаку». Потому-то мы не сможем найти в русской живописи памятников его «заката и упадка», если, конечно, не считать таковыми барочные рецидивы в русском провинциальном художестве, где язык этого стиля пришелся по душе и прожил вплоть до самого конца XIX века, причудливо соединяясь с традициями примитива, если не увидеть барочный фундамент в прозе Гоголя и Лескова, если не обнаружить барочной струи в народном искусстве до самого исхода XX столетия.
Русская же архитектура барокко, да и всего XVIII века вообще подобна детской одежде. «Большие», «взрослые», «образцовые» романо-германские культуры носят свою архитектуру долго. Они меняют платье только тогда, когда оно старо, ветхо, немодно; их наряды умирают постепенно, служат до последнего, переходя из праздничной в повседневную, рабочую, «дачную», и так — пока дух вон. У нас иначе: у нас — как с младенческими распашонками и костюмчиками: меняем не оттого, что сносилось и устарело, а потому что мало́…
Начала классицизма и проблемы исторического жанра
В 1760-е годы сначала робко, а затем все более решительно начали утверждаться в русском искусстве принципы классицизма. В добропорядочных семействах среди красных каблуков, огромных цветастых вееров, блохоловок слоновой кости и пудреных париков вдруг рождаются странные, коротко стриженые мальчики, навзрыд читающие Плутарха; изумленному русскому взгляду, привыкшему к несмети, к говорливому преизобилию яркого барокко в зодчестве дворцов и храмов, демонстрируют строительные площадки, где медленно, но верно воздвигаются странно лапидарные храмины[70]
. Ведь архитектура как творчество опосредована временем строительства, подчас весьма немалым. То, что проектировалось в 1740–1750-е, возводится на протяжении нескольких десятилетий: так, только в 1770-е годы был закончен программный памятник барокко в Москве — храм Климента папы Римского; лишь к исходу 1780-х завершили наконец колокольню Новоспасского монастыря; едва к окончанию восьмого десятилетия «осьмого-на-десять» века управились с сокращенным в замысле Смольным монастырем. Сказать короче, изумленному «рядовому» современнику представала пестрая и не совсем понятная картина: еще царит барокко, в городе властвуют его памятники, многие из них не доведены до конца, но уже закладываются дворцы и храмы «в новом вкусе», как будут именовать классицизм еще несколько десятилетий. В головах, в сердцах, в пристрастиях царит сумятица.Взяв за образец античное искусство, этот стиль искал идеального героя, выбравшего между долгом и чувством, гармонию натуры и «цивилизации», симметрию и конструктивность композиции, четкость цветовых отношений, строгую выразительность форм. В Западной и Центральной Европе его назвали неоклассицизмом, поскольку ему предшествовал французский классицизм XVII столетия. В России же приставку «нео» обычно опускали и опускают, поскольку в отечественном искусстве этого-то, первого классицизма, вовсе не существовало.
С началом развития классицизма неслучайно совпала организация Российской академии художеств. Она была основана в 1757 году по проекту графа И. И. Шувалова, а через несколько лет (в 1764 г.) преобразовалась в Императорскую академию художеств. Став учебным заведением, в стенах которого многие десятилетия воспитывались мастера «трех знатнейших художеств», т. е. архитектуры, живописи и скульптуры, она заняла позиции центра художественной жизни, надолго — вплоть до середины XIX века — утвердившись в этой роли, активно пропагандируя академизм как педагогическую доктрину, зиждущуюся на памятниках Греции, Рима и наследующем им искусстве других веков. Императорская академия художеств сразу же декларировала себя проводником классицизма в русском искусстве.
Классицистические тенденции наиболее последовательно выявились в архитектуре и скульптуре. В живописи классицизм выразился в портрете и пейзаже, не затронул впрямую бытовой жанр и последовательно осуществил свою программу лишь в жанре историческом. Здесь ему предстояла долгая жизнь — вплоть до 30-х годов XIX столетия. Но такое долгожительство не принесло больших успехов. Лишь в тот момент, жкогда классицизм получит сильнейшую романтическую прививку, он окажется способным предложить новые идеи.