Заставь дурака Богу молиться

Тогда само появление Светы в студии придется считать Странной Вещью Номер Три. Если она с кем-то договорилась там встретиться, это еще можно как-то понять. Почему именно в студии — непонятно, но не Странно, мало ли какие у людей бывают причины (например, повидаться она собиралась с Оленькой, Ларисой Михайловной или самой Ланкой). Если же Света явилась в студию сама по себе — это очень Странно. Особенно после того зимнего скандала.

Еще более фантастично выглядит ее визит к Лидусе. Хотела убедить ту отпустить супруга «в новую жизнь» (безотносительно к тому, что сам Виктор туда вовсе не стремился)? Вообще ни в какие ворота не лезет. Люди совершают массу идиотских поступков, но не до такой же степени!

Или, может, Лидуся сама ее пригласила? Зачем? Сообщить, что из соображений вселенского гуманизма и вообще благородства решила отпустить блудного мужа на все четыре стороны? Невероятно.

К тому же перед самой Светиной смертью. Как ни крути, а визит к Лидусе — это Странная Вещь Номер Четыре.

Звонок Оленьке вряд ли можно отнести к Странным Вещам. С ним все вполне понятно: либо звонок не имеет никакого отношения к делу, чистое совпадение — что крайне маловероятно, но возможно — либо он явился способом «очистить поле битвы». Не очень понятно, кто именно это сделал, но ничего странного в этом тем не менее нет.

Странная Вещь Номер Пять — стакан, который никто не разбивал. Разбили раньше и забыли? Может, и так. Но Ланка успела сообщить, что уборщица приходит по понедельникам, средам и пятницам. С утра. Значит, утром в пятницу пол был вымыт, и вряд ли после этого там могли оставаться какие-то осколки, ну разве что совсем микроскопические. Ильин прав, могла разбить и уборщица (но тогда она же их и ликвидировала бы), могла вообще осколки случайно занести из другого офиса. Могла, разумеется. Но чем-то мне этот стакан не нравился.

И, наконец, Странная Вещь Номер Шесть — невероятно довольный вид девушки Светы в тот роковой вечер. С чего бы взяться довольному виду после визита к жене своего «покровителя»? Если с Виктором Света уже рассталась, чего к Лидусе ходить? А если нет, откуда взяться «глубокому моральному удовлетворению»? Что ей такого радостного Лидуся сообщила? Единственная версия — что с Виктором разводится. Ага, а Гамсун, Бергман и авторы бразильских сериалов отдыхают. Все сразу в одном флаконе.

Обозрев еще раз получившийся список, я почувствовала себя Белой Королевой, которая ухитрялась до завтрака поверить как раз в шесть невероятных вещей. Все это собрание фактов было не просто Странно — странности категорически не сочетались друг с другом, ну вроде как мороженое с горчицей. Или — собираешь некий механизм, привинчиваешь одну детальку к другой, а получается гибрид велосипеда и швейной машинки. Мало того, что выглядит жутко, так ведь и не шьет, и не едет. Черт-те что и сбоку бантик!

Причем бантик можно было видеть воочию. Почти перед самым носом. Двумя ступеньками выше меня. Что за притча? Потрясла головой, видение не исчезло: действительно, бантик. Небольшой, черненький, аккуратненький. Рядом еще один.

Ну все, досиделась, напекло голову. И бантики чернявые в глазах…

Да уж. Не столько голову напекло, сколько переработала. Бантики шевельнулись и оказалось, что они украшают пару босоножек. Босоножки, ясное дело, были на ногах. Ноги принадлежали — я подняла глаза…

Тьфу, пропасть, Лидуся! Легка на помине. И, что характерно, тоже со стаканом пива.

— Привет! Так и знала, что ты здесь, — Лидуся устроилась рядом, отхлебнула изрядный глоток и сразу приступила к делу:

— Чего там у Великановой стряслось?

Опаньки! Я чуть не свалилась со ступеньки. Способности Лидуси узнавать новости превосходили всякое воображение. Ей были всегда известны все мало-мальски значимые сплетни, причем она виртуозно отфильтровывала достоверную информацию от шедевров «сарафанного радио». Вот, пожалуйста! Только явилась из Пензы и на тебе!

— А… что такое? — осторожно поинтересовалась я.

— Да брось, ты же там была. Какую-то девицу пристукнули.

— Ну…

— Ритка, не томи! Хочешь, я тебе еще пива куплю?

— Да не надо, я и сама в состоянии.

Я задумалась о причинах такой щедрости. Как правило, мы платили каждый сам за себя, разве что у кого появлялись совсем уж шальные деньги, провоцирующие на купеческое «я угощаю».

— Ритка, не спи! — Лидуся дернула меня за рукав.

— Чего ты от меня-то хочешь?

— Когда ее?.. это?..

Невероятно! Лидуся чего-то не знает!

— В пятницу вечером, — сообщая это, я не выдавала никакой тайны, так что совесть и не ворохнулась.

— Вот …!

Лидуся обильно пересыпала свою речь словами, которые, по выражению одного авторитетного источника, «мужчины используют для связи слов в предложениях». Лидуся использовала их для украшения. Придется, однако, хоть и жаль, обойтись без стилистических изысков — бумага, что бы там ни говорили, терпит не все.

— А в чем дело-то?

— Да я ж тебе говорю — это ж та девица, — собственно, Лидуся назвала девушку Свету немного по-другому, но это невоспроизводимо, — она же с Витькой моим весь последний год путалась. Всю плешь мне проела!