Заставь дурака Богу молиться

Ланка, обхватив свой бокал ладонями и прижав его к подбородку, глядела на меня почти жалобно:

— Рит, может, мы спать пойдем, а?

— Ага, сейчас пойдем, — я начала сердиться. — Ильин тебя не знает, потому запросто поверил, что ты вчерашний вечер посвятила — как ты там выразилась? — отдыху, да? Я, кстати, тоже вполне допускаю, что твое вчерашнее вечернее времяпрепровождение не имеет отношения к этой девице. Однако случаи бывают разные, поэтому я сказала бы — вероятно, почти не имеет.

— То есть? — она нахмурилась.

— А ты представь гипотетическую ситуацию. В окружении персонажа, с которым тебе приятно проводить свободное время и которого ты столь благородно прикрываешь, — в этом окружении, предположим, есть некто. Просто Некто. Света Серова работала — если ты не в курсе — в крутом сувенирном магазине, таких у нас один-два, там половина важных функционеров покупает презенты своим начальникам и сослуживцам. По этой самой причине наш Некто вполне может знать симпатичную девочку Свету — которая к тому же охотится на крупную дичь. А раз охотится, значит, какие-то отношения с разными персонами у нее складываются. Можно предположить, что кому-то из персон — пусть даже третьего ранга — она вдруг начинает мешать?

— Ну, можно.

— А дальше два плюс два. У нашего Некто есть возможность получить дубликаты ключей от студии — раз. Заманить в студию Свету с ее модельными амбициями — не вопрос. Это два. Кроме того, наш Некто в курсе, что Ланы Витальевны в этот вечер в студии не будет, поскольку занята она будет совсем в другом месте. Остается лишь обеспечить отсутствие сдвинутой на своем приятеле секретарши — и готово. Место и время обеспечены, и связать нашего Некто с непонятно откуда взявшимся трупом никому не удастся. Ни-ког-да. Очень удобно. А что у Ланы свет Витальевны в результате сорвется контракт из серии «единственный шанс в жизни» — так это нашего Некто ни на грамм не беспокоит.

Лана прикусила костяшки пальцев:

— Рит, хватит из меня душу вынимать. Чего ты хочешь?

— Вторую версию, всего-навсего. Честно говоря, схема, по которой труп тебе подбрасывают завистники, мечтающие сорвать твое сотрудничество с американцами, — хоть режь, мне кажется, это за уши притянуто.

— Да мне вообще-то тоже. Но почему непременно…

— А потому, что студия — это не центральная площадь, то есть, не общедоступное место. Туда, во-первых, надо попасть — то есть иметь ключи — во-вторых, надо знать, что там никого не будет — а такое бывает крайне редко, обычно ты там торчишь до девяти-десяти вечера. Так что, хочешь — не хочешь, а злодея придется искать где поблизости. Конечно, ежели у тебя вдруг нарисовалась самая большая в жизни любовь — ну, дело ваше, я и приставать не стану.

— Ну, как — большая… — задумчиво протянула Ланка, — обычная.

— Однако мы такие благородные, что будем защищать своего избранника от всех и вся, до последнего патрона. Я от тебя умру, честное слово! Хочешь, я поклянусь, что никому не скажу, пока ты сама не разрешишь?

— Да ладно, я и так не думаю, что ты кому-нибудь скажешь. Просто у него жена мегера жуткая — да ты ее знаешь — и если не дай бог что, он и вылетит отовсюду, и детей больше не увидит.

— Не дай бог — что? Про баньки — прости, дорогая — куда Большие Люди ходят с девочками, мегера не знает?

— Баньки — одно, а вот что-то продолжительное…

— Любопытная точка зрения. Грубо говоря, проститутки допускаются, но порядочные дамы — абсолютное табу, так? Забавно. А с этой Светой у него ничего не могло быть?

Ланка задумалась. Все-таки я ее достала. Спать пора, ей-богу, грешно над людьми измываться.

— Не думаю. Так, что-то разовое, вроде «баньки», как ты выражаешься, — еще может быть. Но не больше. Слушай, а может, она сама?

Мне захотелось плюнуть на все и отправиться домой. Или хотя бы что-нибудь разбить.

— Ты вообще-то веришь в то, что говоришь? Никто кассиршу не убивал, она сама грибами отравилась, да? Чего это у тебя в студии такого ядовитого?

— Ну… — протянула Ланка.

— Не нукай, сказали же — почти наверняка клофелин с водкой. Надеюсь, клофелин ты на полочке не держишь?

— Нет, конечно.

— А говоришь — сама. Всю жизнь девочка Света жила по принципу «мне-мне-мне», а тут вдруг решила, что жизнь не удалась, и надобно себя этой самой жизни собственной рученькой лишить? С какого перепугу, ты подумай! Разве что для демонстрации, чтоб всех напугать и тебе насолить — с истеричками бывает — тогда где прощальное письмо, обвиняющее злую Лану Витальевну в гибели юного существа? Это раз. Как она в студию попала — это два. Кто-то впустил, посмотрел, как она померла, испугался и сбежал? И прощальное письмецо с собой прихватил, так? Но прости, дорогая, кто? Это ж, повторяю, студия, а не проходной двор.

Ланка задумалась, но вряд ли над мотивами возможного самоубийства столь мало подходящей для подобного поступка личности. О своем задумалась, о девичьем…

— Черт с тобой, уговорила. Но — никому, иначе я вовсе свинья получаюсь.

— Нет, завтра же напишу полтора десятка статей на тему «личная жизнь монархов» и разошлю во все крупнейшие газеты!