Заставь меня

Стриптизерша из моего джентльменского кабака. Бармен из моего ночного клуба. Я не могу вспомнить двух других жертв, но уверен, что если немного покопаюсь, то найду связь. Ради себя.

Мне просто нужно время, чтобы подумать.

— Эй, подожди, — мягкая рука обхватывает мое запястье. — Кто это был? — она прикасается ко мне. Эти чертовы бабочки трепещут в моем животе, и кожа нагревается там, где она ее держит. О чем я вообще думал? Мой разум стирается при малейшем прикосновении. Ах да, о том, что меня подставили в серийных убийствах, а Братва хочет насадить мою голову на пику.

— Русский мусор, — она сбрасывает мою руку, и маленький покой, который давало ее прикосновение, исчезает.

Это ее гребаная вина. Это все из-за нее.

Не должно быть все вот так, но она заразила мой кровоток и все мои мысли, всю мою энергию. Она сводит меня с ума. Нельзя. Я не могу позволить ей сделать это. Я кручусь на месте.

— Этот столик зарезервирован для нас. Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, — я знаю, что она тут не при чем. Это я виноват, что отвлекся. Но мне приятно выпустить ярость наружу, направить ее на кого-то, кроме себя. Знаю, это неправильно, но я никогда не утверждал, что поступаю правильно.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — я заставляю ее смотреть на меня. Жгучее желание сломать ее, заставить встать передо мной на колени, зажигает мои внутренности. — Ты просто гребаная хулиганка.

Ее челюсть отвисает, затем закрывается. В глазах разгорается огонь неизвестного мне топлива. Я хочу знать, что это такое. Какая великолепная искра только что загорелась? Я наблюдаю, как она сглатывает — вероятно, обдумывая ответ, который она собиралась сказать, — как красиво двигаются мышцы ее шеи. Интересно, если бы я обхватил ее рукой, она бы сопротивлялась?

— Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь, — стальная убежденность в ее тоне и боевой дух во взгляде заставляют мой член дернуться. Да. Разозлись, детка. Подтолкни меня. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.

Она закатывает глаза. Интересно, закатила бы она глаза, давясь моим членом?

— Ну, а меня не предупреждали, придурок. И убери от меня свои гребаные руки.

Она плюет мне в лицо, и пока я вытираю плевок, мой мозг очищается от всех мыслей, кроме одной:

Кажется, я влюбляюсь в эту девушку.

ГЛАВА 9 Горячая, как карамель

Харлоу

Я подумываю не идти на работу на следующий день. По болезни. Семейные дела. Какая-нибудь другая дебильная отговорка. Потом вспоминаю, что говорила себе вчера: встать, дать отпор, не показывать слабость.

Вот только он видел, как я слабею. Хуже того, он видел, как я извиваюсь.

От одной мысли о прошлой ночи у меня горят щеки и сжимается горло. Я влипла по уши. Такое ощущение, что я сама вырыла себе могилу, а меня уже начинает засыпать землей.

Когда я вернулась домой вчера вечером, не знала, что делать. Не знала, с кем поговорить. Что вообще говорить? Привет, я Харлоу, и я позволила убийце-психопату подрочить мне пальцем. И мне понравилось. О, а моя лучшая подруга? Да, она одна из его жертв.

Я много чего чувствовала после смерти Бет, но это первый раз, когда я действительно ощущала себя наполовину убитой. Я была зла, грустна, потеряна, подавлена, напугана и испытывала все остальные эмоции. Но только вчера вечером, когда вошла в квартиру, я почувствовала отсутствие своей второй половины так же точно, как воздух в легких или кровь в венах. Она была частью меня, а теперь ее нет.

Она была единственным человеком, с которым я могла поговорить, которому могла полностью довериться и знала, что она всегда будет рядом. Пока ее не стало.

Желая почувствовать близость с ней, я взломала дверь в ее комнату и проскользнула внутрь. Мне казалось, что я должна ходить на цыпочках и не шуметь, как будто я вторглась в священное пространство.

Все разбросано и перетасовано с тех пор, как полиция проводила обыск, ища хоть что-то, что могло бы указать на убийцу. Семейный портрет, который она хранила на тумбочке, лежал на полу лицом вниз. Ящики опустошены, обысканы, а ранее аккуратно сложенная одежда кое-как запихнута обратно.

Мое сердце чуть не разорвалось, когда я увидела, что ее любимый с детства плюшевый зайчик разорван сзади, а наполнитель высыпался через шов. Я подавила всхлип, и взяла швейный набор, чтобы зашить его.

Хотела привести в порядок остальную часть ее комнаты, чтобы все было так, как до прихода полиции, но к тому времени, как я закончила с зайчиком, слишком устала.

Чертовски устала.