Заставь меня прекратить

Бретелька платья соскользнула и кожи тут же коснулись жесткие губы Давида. Он поцеловал меня в плечо, а потом спустился ниже и коснулся чувствительного места под ключицей. Мои глаза сами прикрылись. Стянула со второго плеча бретельку и сняла с руки. Давид переключился на шею, слегка царапая ее щетиной, поглаживая языком, лаская губами, и было невозможно вернуться в реальность, поэтому не открывала глаза. Стянула вторую бретельку и платье теперь держалось лишь на груди и одно неверное движение, оно оголит ее, оставляя меня обнаженной.

Обняла Самсонова за плечи, зарылась пальцами в волосы на его затылке и поймала требовательные губы, впиваясь в них своими. Самсонов смачно сжал мою попку, вжимая член в мое лоно сквозь ткань джинсов и тонкую преграду моих трусиков. Я застонала.

Давид отстранился и заглянул в мои глаза, оставляя меня наедине с этой поглощающей тьмой его взгляда.

– Мы сейчас в двадцать шестом участке Полиции Нью-Йорка. Ты же понимаешь это?

Кивнула, потерлась о него и платье соскользнуло на талию, оголяя мою грудь. Соски затвердели и коснулись грубоватой ткани футболки Давида. Он опустил взгляд вниз и застыл, впиваясь голодным взглядом в розовые вершинки.

– Но ты продолжаешь… – сипло выдавил, и я привстала на коленях. Моя грудь оказалась прямо перед лицом Давида и тот поймал сосок губами, языком повторяя его контур.

– Хочешь, чтобы прекратила? – спросила только бы не сойти с ума от этих ласк, которые заставляют спину возбужденно выгибаться.

Давид молчал, продолжал вырисовывать на моей коже срывающие крышу узоры, а я невольно потянулась к его ширинке, но он перехватил мое запястье.

– Кристина… – зарычал на меня, ловя мой помутневший взгляд и вдруг мир перед глазами перевернулся, когда Самсонов ловко подмял меня под себя и навис сверху. Теперь я лежала под ним распластанная его мощной тяжестью и полураздетая. – Я хочу сделать это сам.

Прорычал мне в губы и приподнялся, стягивая с меня трусики. Те упруго скользнули по бедрам и Давид снял их с меня, убирая в карман. А потом коснулся ширинки.

Хотелось попросить его быть нежным, сказать что я безумно его хочу, но я лишь закусила губу, боясь, что любое неверное слово может оттолкнуть его. Поэтому промолчала.

Давид щелкнул пряжкой ремня, звякнул молнией и приспустил джинсы, те скользнули к его коленям, которыми опирался на кровать. Дрожь возбуждения и страха оставила на коже ворох мурашек, и я почувствовала как нетерпение колет кончики пальцев.

Давид опустился на меня сверху, я запустила руку между нашими телами, но Самсонов перехватил мое запястье снова и завел себе за голову.

– Ты спешишь и можешь себе навредить…

Ощутила как чувствительной точки коснулась его налитая головка. Он настойчиво скользнул членом вдоль клитора, размазывая влагу и слегка надавил. Я от нетерпения поерзала, но Самсонов отвел бедра.

– Хочешь, чтобы жестко порвал? – зарычал мне в рот, и вместо ответа я подалась к нему и до боли закусила его нижнюю губу, и он сорвался.

Грубо двинул бедрами, разрывая меня одним толчком. Острая боль пронзила лоно, и я вскрикнула, впиваясь ногтями в широкие плечи Давида. Все тело напряглось, и я не могла пошевелиться под ним, лишь глаза открыла, а Самсонов бережно коснулся моей скулы губами и отстранился.

– Такая тугая, – выдохнул шепотом, и я утонула в темном омуте его глаз. Тьма напитывала меня своей силой, запускала по венам жидкий огонь и творила с разумом невообразимое. Вместо того чтобы отстраниться я напрягла мышцы, обхватывая член Давида сильнее. Он застонал в голос. – Доиграешься, и я кончу в тебя.

Огрызнулся, а я поняла, что не боюсь его угроз. Они вызывают во мне волну жара, ударяющую по нервам, и дикое желание поддаться и спровоцировать его на этот шаг. Но это полное безрассудство!

– Но ты же знаешь, какие могут быть последствия… – произнесла тихо. Млея от тяжести его тела и твердости его члена во мне. Он занимал собой всё, растягивал, впечатывался каждой венкой, наполнял до легкой саднящей боли от его размера. Но эта боль была сладкой и такой нужной что я сама начала двигаться под ним.

– Знаю… – толкнулся и заглянул в мои глаза. И мне показалось что на краткий миг мир растворился, и в нем не осталось ничего, кроме наших взглядов, которые обращены в самую душу, в самые дальние ее уголки. И невозможно скрывать то, что глубоко внутри, потому что Давиду хочется отдать всё, вплоть до самых потаённых мыслей и чувств. И только сейчас я поняла, насколько они глубоки и как крепко я увязла в них. И в нем. И это не пугает, а хочется ещё… – Боишься?

Спросил хрипло, а я помотала головой, понимая, что дрожу от наслаждения и нетерпения. Что-то очень нужное и необходимое именно сейчас пронизывает нутро, и кажется, что еще секунда и это ощущение эйфории наполнит до краев.

– Умница, – Самсонов не отрывал от меня взгляда и поощрял поймать момент и отдаться ему. Он чувствовал то же что и я, но не хотел опережать. – Никогда меня не бойся, потому что я не причиню тебе боли… – повел уголком губ, намекая на то, что происходит сейчас. – Больше не причиню.