Заставь меня влюбиться

В тот день Солнцева пыталась анализировать мои ошибки. По ее мнению, неправильным было лишь хотеть понравиться парню. И не требовать ничего взамен. Необходимо всегда выбирать партнера и самой. Да уж, Аня будет поувереннее меня. У нее есть своя философия: «Не нужно стесняться предъявлять требования мужчинам. До тех пор, пока ты будешь думать, что недостойна лучшего, тебя будут бросать даже самые отъявленные *удаки».

Если я хотя бы намекнула Игорю, что хочу серьезных отношений, он слился бы раньше, чем успел причинить мне боль. Наверное. Или, как минимум, у меня было бы на один повод меньше, чтобы ненавидеть себя за бездействие.

— Ладно! — Несколько раз кивнул Дима. Он выглядел спокойным, и только расширенные зрачки выдавали его удивление. — Я понял, из-за чего ты переживаешь. Каждый раз, когда я буду казаться тебе ненадежным, пинай мне под зад. Разрешаю. Или можешь просто напомнить на ушко.

— Значит… — Вздохнула я, глядя на него снизу вверх. — У нас… с тобой…

— М? — Прикидываясь слабослышащим, Калинин вытянул шею.

— У нас…

— Все серьезно. Да. Да. — Притягивая меня к себе и отрывая от земли, подытожил он.

— Ыыыы! Болячки! Спина! Осторожнее! — Пискнула я, зарываясь носом в его запах. Привычный, уютный, почти родной.

— Прости, — он поставил меня на землю, — могу поцеловать каждую. Хочешь?

— Нет!

— Понял, — подмигнул Дима, — не здесь, да?

— Ну тебя! — Рассмеялась я, с удовольствием прижимаясь щекой к его груди.

— Наша первая ссора. — Сказал он, четко разделяя слова. — Занесем этот день в календарь и будем отмечать каждый год.

— Блин! — Мои руки обвили его талию. Было так приятно обниматься, раскачиваясь из стороны в сторону. Даже несмотря на то, что замок его кофты постоянно норовил оцарапать мне нос. — Лучше будем отмечать что-то другое.

— Придумаем!

В кармане завибрировало.

Анка-пулеметчикса: Спасите! Он это сделал! Как я могу встречаться с парнем с кольцом в носу?! Как?!

Я показала сообщение Диме, и мы дружно рассмеялись.

Следующие девять дней больничного пролетели, как один миг. Мы каждый день проводили вместе. Каждый. Когда расставались, оставались на связи, переписываясь по несколько часов. Болтали о всякой ерунде, узнавали друг друга так, как могли. И посредством творчества, конечно.

Каждый наш вечер теперь проходил в репетиционном гараже Ярика. Тощий, бритый на лысо парнишка был другом детства Димы, вместе с которым они когда-то состояли в одной группе в школе. Под звуки ударных, гитар и синтезатора я пыталась читать конспекты и рисовать. Суриков наглым образом издевался над гитарой, все время заставляя парней сыграть с ним то или иное известное произведение. И зачастую совершенно наплевав на их музыкальные вкусы. Проще говоря, истязал!

Он походил больше на сладкоежку, дорвавшегося до холодильника. Хватал одно, другое, потом бросал, принимаясь за третье. Но ему все прощалось, ведь их коллектив был временным явлением для воплощения в жизнь какой-то гениальной супер-секретной Суриковской затеи. Какой? Об этом, казалось, даже сам Пашка ещё толком не знал. Но затеял, да.

А Дима… Ему просто было приятно опять, после долгого перерыва, взяться за палочки. Он задавал ритм и улыбался еще ярче, чем прежде.

Казалось бы, просто колотил по барабанам и тарелкам, но делал это так виртуозно, что извлекаемые звуки проникали даже под кожу. Заставляя меня безумно им гордиться и восхищенно хлопать в ладоши. Калинин не терпел, он получал настоящее удовольствие.

И не посмотрел косо на моего занудного братца даже тогда, когда тот целый день, командуя, изводил их, пытаясь сыграть Rock with you Майкла Джексона. Им даже удалось заставить меня пару раз напеть ее в микрофон под музыку. Вот тут уже в моей душе родился целый ураган эмоций, которые трудно было описать чем-то еще, кроме неадекватного радостного визга.

Пашка ценил эту Димину терпимость и все больше, казалось, проникался к нему доверием, но на любые попытки Калинина прикоснуться к его сестре смотрел с еле сдерживаемым ужасом в глазах. Действительно, что-то ужасное и инопланетное! Кто-то прижимается к Маше прямо у него перед носом! На диване репетиционного гаража! Сажает ее на колени, зарывается носом в шею, наматывает прядь волос на палец и говорит (свят-свят!) какие-то непристойности на ухо.

Суриков кипел, сверлил взглядом или отворачивался, но все же раз от раза пытался свыкнуться с новой суровой реальностью, где его обожаемая сестренка нетвердыми шагами вступала во взрослую жизнь.

У него на глазах мы не целовались. Нет. Совсем. Дабы не травмировать неустоявшуюся детскую психику братца. Это был наш негласный договор, но нерушимый. Легкие касания губами украдкой не в счет.