Заставь меня жить (СИ)

– Не думаю, что хозяин одобрит мою болтливость.

– Он велел тебе молчать? – я присаживаюсь на краешек дивана и заинтересованно склоняю голову, когда Винки скованно кивает. – Понимаешь, он является моим врагом, и я должен знать, грозит ли мне чем-нибудь нахождение в его доме.

Её реакция на последние слова поражает: она выразительно распахивает и без того огромные глаза и прижимает руки к груди. Большие уши начинают мелко подрагивать, когда она делает шаг в мою сторону и произносит с поразительным трепетом в голосе:

– Хозяин никогда бы не посмел…

Однако Винки не успевает договорить, потому что дверь резко распахивается, хлынувший с коридора свет ослепляет привыкшие к полумраку глаза, и мне приходится зажмуриться.

– Винки, какого чёрта?! – раздаётся недовольный возглас Барти. – Я же просил сказать мне, когда Поттер придёт в себя!

Я ставлю ладонь козырьком и смотрю на Пожирателя из-под полуопущенных век: он замирает в проёме, яркий свет обступает его тёмный силуэт. Мне даже не нужно видеть его лица, чтобы понять, что он зол. Барти взмахивает рукой, отчего мгновенно зажигаются десятки свечей на массивной люстре и настенных канделябрах, стремительно проходит в гостиную и останавливается возле домовухи. Она выглядит крайне напуганной, безумно тонкие пальцы мнут край наглаженного передника, и она словно не знает, как лучше ей поступить: остаться тут или исчезнуть.

– Она как раз собиралась сделать это, – вставляю я и тут же встречаюсь с подозрительным взглядом карих глаз Пожирателя. Складывается впечатление, что Барти пытается понять: не сболтнула ли Винки чего-нибудь лишнего. Однако он отпускает её, и домовуха растворяется в воздухе, оставляя меня наедине с Краучем и сожалением о том, что я не услышу окончание её фразы.

Барти выглядит раздражённым, когда склоняется ко мне, совсем неласково отодвигает ворот рубашки и край повязки, мельком взглянув на затянувшиеся раны. Я плохо понимаю происходящее и не решаюсь заговорить, только смотрю на то, как он падает в рядом стоящее кресло и пальцами начинает стучать по деревянному подлокотнику. На лице Крауча буквально написано, что он ищет выход из какой-то ситуации. Такое впечатление, что за то время, которое я провёл в отключке, успело что-то произойти, и это «что-то» ему совсем не нравится.

Вдруг он громко зовёт Винки, и я дёргаюсь от неожиданности.

– Что желает хозяин? – появившись возле кофейного столика, она доброжелательно заглядывает в лицо Барти.

– Как обычно, – он лениво машет ладонью, Винки покорно растворяется в воздухе, и гостиная погружается в относительную тишину.

Я буквально прирастаю к обивке дивана и настороженно кошусь в сторону Крауча, который сидит на расстоянии вытянутой руки от меня. Я до сих пор не могу понять, что всё это значит: его слежка за домом на площади Гриммо, эпизод с Петтигрю, мой обморок, пробуждение в этом доме…

В какой-то момент наши взгляды пересекаются, и он недовольно морщится.

– Не смотри на меня так, не собираюсь я тебя трогать.

Я тут же отворачиваюсь, и в поле зрения попадает портрет неизвестной женщины, висящий над камином: тёмно-красная мантия, бледные кисти рук, светлые волосы и большие, смутно знакомые глаза.

Винки появляется с мельхиоровым подносом, с которого Барти забирает низкий бокал. На его дне перекатывается прозрачная жидкость, Крауч делает небольшой глоток, а я понимаю: он похож на женщину, изображённую на портрете. Свет огня в камине касается его фигуры: есть в наклоне взъерошенной головы и опущенных плечах что-то такое, что заставляет задуматься. Какие мысли могут одолевать его?..

Винки, остановившаяся передо мной, окончательно вводит в заблуждение.

– Не думаю, что хозяин будет против, если я предложу мистеру Поттеру чай, – она протягивает мне поднос, на котором я только сейчас замечаю красивую чашечку на блюдце, и вопросительно смотрит на Барти.

Он оборачивается, но никоим образом не выражает недовольства, и я принимаю чай, поблагодарив Винки коротким кивком, и она тут же исчезает.

Обведя взглядом высокий потолок, Крауч свешивает с подлокотника руку с бокалом и вновь концентрирует на мне всё своё внимание. Я не решаюсь поднять голову, так явственно ощущая его острый, как бритва, взгляд: вместо этого предпочитаю изучить тонкий цветочный узор по ободу фарфорового блюдца. Обоняния достигает приятный аромат травяного чая, от которого сжимается желудок, но я не смогу сделать хотя бы один глоток под прицелом внимательных глаз.

Когда вкрадчивый голос Барти вновь разрезает тишину, я всё-таки перевожу взгляд на него: