Заставь меня жить (СИ)

Между страниц заложена колдография, который тут же выскальзывает и скрывается под кроватью, как только я переворачиваю тетрадь лицевой стороной вверх. Положив её на покрывало, я спускаюсь на четвереньки и с трудом дотягиваюсь до снимка. Отряхнув его от паутины, смотрю на оборот. 1975 год.

На фоне Хогвартса запечатлены четверо подростков. Крайний левый — взлохмаченный тёмноволосый парень в очках и с метлой подмышкой. Его пихает в бок статный Гриффиндорец с шикарной волной угольно-чёрных волос и плутовской улыбкой на красивом лице. Рядом с ним стоит светловолосый худощавый паренёк, спрятавший руки в карманах брюк и несколько смущённо улыбающийся в камеру. Из-за левого края колдографии выбегает невысокий полноватый ученик, будто не сразу заметивший фотографа, вдруг расплывается в улыбке от уха до уха и, обежав троицу, пристраивается сбоку от первого парня в очках.

В четвёрке я безошибочно отца, Сириуса, Ремуса и Питера. Я никогда не видел этот снимок раньше.

Отложив колдографию, я раскрываю тетрадку. На обратной стороне обложки каллиграфическим почерком выведены мамины инициалы. Пролистав несколько страниц, я обнаруживаю, что это вовсе не школьные лекции, как я предположил, а что-то вроде дневника. Да, девочки любят вести подобные записи, и я всегда относился к этому несколько пренебрежительно, но когда тебе в руки попадает то, что некогда принадлежало собственной матери…

Стоп, а как это могло оказаться в одном ящике с моими школьными принадлежностями? Вещи собирала Гермиона магическим способом. Но даже если и так, то я не помню подобной тетрадки у себя в комнате.

Раздаётся стук в дверь, и я дёргаюсь от неожиданности. Быстро закинув тетрадь вместе с фотографией в верхний ящик прикроватной тумбочки, я разрешаю войти.

— Можно?

Это Сириус. Киваю в знак согласия, и крёстный проходит в комнату, заинтересованно разглядывая обновившуюся обстановку.

— Люблю, когда мой дом полон людей. Тогда он словно просыпается ото сна, и в нём кипит жизнь, как когда-то давно, в моём раннем детстве, — с воодушевлением произносит крёстный, разглядывая полки, заставленные книгами, небольшой бардак на кровати Рона и обувь, сдвинутую в кучу возле шкафа.

Затем он подходит к подоконнику и берёт оттуда небольшую замысловатую вещицу: маленькая полупрозрачная сфера, чудесным образом парящая над деревянной подставкой, окружённая множеством металлических колец. Если щёлкнуть по ним пальцем, то они придут в движение, завертятся вокруг сферы, издавая при этом тихий, совсем не раздражающий свист, а сама сфера начнёт излучать мягкое сияние.

Сириус замечает моё внимание и легонько ударяет по кольцам.

— Эту вещицу когда-то давно мне подарила одна девушка. Она сказала, что случайно наткнулась на эту безделушку на блошином рынке в маггловском районе Лондона. Это вроде как был небольшой сувенирный глобус. Она вытащила стержень, на котором держался шар, наложила чары, — и вот что получилось в итоге. Такое маленькое чудо.

Незаметно для самого себя, крёстный погружается в воспоминания, взгляд из-под низко опущенных ресниц, прикованный к подарку, затуманивается, лицо выражает глубокую задумчивость.

И я, не в силах отвести глаз от этого человека, вдруг осознаю, понимаю и ругаю себя за то, что я совсем не знаю его. Где я был все эти семнадцать лет? Да, я всегда знал, что у него было нелёгкое отрочество, что он рано ушёл из дома. Почему он это сделал, какой была его семья, его мать, раз позволила собственному ребёнку покинуть родной дом — ничего этого я не знал. Что мне мешало взять и просто поговорить, расспросить?

— Кто была та девушка? — выдавливаю я из себя, буквально сгорая от невыносимого чувства стыда.

Крёстный едва заметно вздрагивает, словно очнувшись ото сна, и направляет на меня взгляд, всё ещё затуманенный картинами прошлого. Потом неожиданно резко встряхивает головой, потревожив волну блестящих, ровно лежащих волос, медленно опускает вращающуюся сферу обратно.

— Моя двоюродная сестра Беллатриса.

Сириус улыбается, видимо заметив, как удивлённо вытягивается моё лицо.

— Гарри, нам тогда было всего по двенадцать лет. Она училась на факультете Слизерина, а я — в Гриффиндоре, но мы были одной семьёй. Каждое лето, вплоть до шестого курса, мы приезжали в этот дом. Большинство свободного времени я проводил в компании своих сестёр, Беллы и Нарциссы. Конечно, у нас было множество разногласий, одна одержимость моей матери чистотой крови чего стоила, и девочки, к сожалению, переняли это от неё.

Он замолкает и присаживается на край подоконника, вглядываясь в серое небо.