На меня как будто ведро ледяной воды вывернули. Чертыхаясь и проклиная близнецов, я, спотыкаясь и переворачивая всё на своём пути, от чего яростно шипел и ругался ещё неистовей, ввалился в нашу с Роном комнату. В миг, когда я закрыл дверь и привалился к ней спиной, в коридоре раздались взволнованные голоса Молли Уизли и мамы. Сердце так и стремилось проломить рёбра, дыхание оставляло желать лучшего. Ещё и Рон, который восседал на кровати и прикрывал рот двумя ладонями, сдерживая смех, только сильнее разозлил меня.
Буркнув что-то не очень культурное себе под нос, я с разгона упал на свою кровать, и с головой укрылся одеялом, даже не потрудившись снять очки. И весьма вовремя, потому что в следующий миг распахнулась дверь, заливая комнату ярким светом. В проёме материализовалась Молли Уизли, с обеспокоенным видом интересовавшаяся, всё ли у нас в порядке. И тут на заднем плане появились две физиономии близнецов. Причём самым наглым образом ухмылявшихся. «Ничего, я вам ещё припомню», — отчаянно пульсирует в моей голове, как вдруг я перевожу взгляд на Рона, не успевшего лечь обратно в постель.
— Рон, сынок, с тобой всё в порядке? — Молли смерила парня тем же озабоченным взглядом.
Рон тут же принял горизонтальное положение, укрывшись с головой, и пробурчал из-под одеяла:
— Да, мам, всё отлично!
— Точно? — обеспокоенность во взгляде женщины сменилась подозрительностью, в то время как близнецы за её спиной сгибались в приступах беззвучного хохота. Да мне уже и самому хотелось рассмеяться от разыгравшейся ситуации, но я стойко держался.
— Да-да, точно, мам.
Молли ещё минут пять доставала Рона вопросами, пока, видимо, не поняла, что у моего друга был всего лишь приступ истерического смеха.
После этого случая Рон со мной и близнецами дня три не разговаривал. А я стал носить с собой волшебную палочку каждый раз, как ходил к Джинни.
И всё бы ничего, но как-то и эти отношения сошли на нет. Сейчас я даже не могу объяснить, по какой именно причине. Видимо, прошёл тот первый запал, постепенно мы остыли друг к другу. Но я не жалею. Да, нам было хорошо вместе, и я благодарен Джинни за всё, что было. Хорошо, что она оказалась весьма разумной девушкой и не стала держать на меня зла. Наверно, тоже осознавала, что между нами не может быть длительных отношений.
На этом мои любовные истории и заканчиваются. Не очень-то богатенький опыт.
Я откидываю налипшие на лоб пряди чёлки, в который раз пробегая взглядом по одной и той же строчке и совершенно не улавливая её смысла. И дело вовсе не в сложности формулировки, будь передо мной сейчас даже что-то самое тривиальное, я бы всё равно не понял, о чём только что прочитал. Так часто бывает, когда думаешь о совершенно посторонних вещах.
Нет, что-то читать меня сейчас абсолютно не тянет. Отложив книгу, я откидываюсь на спинку кресла, подкладывая ладони под голову, и щурюсь на яркое солнце. Сразу как-то потянуло в сон, но я абсолютно не хочу тратить на него время. Поборовшись с организмом минут пять, всё же сокрушённо вздыхаю и прикрываю глаза. В конце концов, от того, что я посплю полчаса — часик, ничего не изменится. Просто я не люблю спать днём, принципиально. Мне всегда так жалко изводить драгоценные часы на сон, если их можно потратить на что-либо более интересное.
Уже сквозь лёгкую дымку сновидения мне почудилось, словно кто-то нежно и едва ощутимо погладил меня по руке и поправил упавшую на глаза чёлку. Тут же захотелось раскрыть глаза и посмотреть на этого человека, но сон был такой сладкий… А идентифицировать личность нарушителя моего отдыха можно и потом. Ведь вполне возможно, что мне всего лишь показалось.
Из сна меня вырывает опять же чьё-то прикосновение, только не приятное, а очень даже назойливое и болезненное. Поморщившись, я раскрываю глаза и обнаруживаю сидящую на подлокотнике моего кресла взъерошенную сову. Это она и разбудила меня, теребя острым клювом фалангу указательного пальца.
К лапке совы привязано письмо.
«Такая жара, сова, наверное, хочет пить», — мелькает в моей голове. Отвязав аккуратно сложенный пергамент, я тут же подпрыгиваю с кресла и убегаю на кухню за водой.
Напившись, птица уже довольно ухает и, взмахнув крыльями, улетает.
Пишет Гермиона. В самом начале подруга интересуется о моих делах, как я понял, чисто ради приличия, потому что дальше она в богатых красках описывает своё волнение и возмущение по поводу неожиданных взрывов в нескольких деревушках, в том числе неподалёку от Годриковой Впадины. Оп-па, а вот это уже интересно…
Она прочитала об этом в утреннем номере Ежедневного Пророка. Хм, что-то я давно не читал газет.
Так и не дочитав письмо, складываю его и прячу в карман джинсов, сам захожу в дом в поисках сегодняшней газеты. И как на зло, нигде не могу её найти.
— Сириус, ты не видел Пророк?
Крёстный с большим полотенцем через плечо направляется в душ.
— М-м… нет, а зачем он тебе? — он внимательно смотрит на меня, и в его взгляде мелькает что-то весьма странное.