Заставь меня жить

Не глядя, он откладывает книгу и плавно разворачивается на каблуках, а я тут же убираю руки за спину. У него крайне уравновешенный, даже слегка любопытный вид. Правда, любопытство выражается лишь в тусклом блеске на дне тёмных радужек и особом изгибе уголков губ, но не более.

- В таком случае, ты должен помнить и то, что я своё решение не менял, - его голос, кажется, можно потрогать: обманчиво мягкий и струящийся, как шёлк, на котором можно сильно поскользнуться и очень больно удариться.

Слишком много вариантов ответов крутится в моей голове, но какой из них правильный - загадка, поэтому я только качаю головой в сожалении, надеясь на то, что Снейп правильно истолкует этот жест.

Глупо уходить от прямого разговора и прикрываться эфемерными обещаниями, не переходить на личности и стараться не попадать в личное пространство. Я не берусь судить о чужих чувствах, но одно могу сказать точно: этот человек уже давно успел стать для меня кем-то большим, чем просто близкий друг семьи. Это вовсе не значит, что я так быстро отступился от собственных принципов: я по-прежнему многим ему обязан, но не факт, что он так же свято верит в то, что говорит сам о наших отношениях.

- Моя мама…память о ней дорога вам, вы ясно дали мне это понять. А я…

А я понимаю, что теряюсь.

Ледяная искра отчаяния прошивает всё нутро. К Снейпу не подобраться ни с какой стороны. Он готов пойти на что угодно: ставить ультиматумы, прикрываться угрозами, отгораживаться стеной насмешливости и высокомерия, лишь бы вновь не подпустить меня к себе.

Но своей опекой, пускай и тщательно завуалированной, своим доверием (ведь не просто так он рассказывает мне о своём прошлом) он поджигает фитиль массивной бомбы в моей голове, и я уже с трудом различаю, где правда, а где очень удобная для него ложь.

Это хождение вокруг да около главного рождает чувство безнадёжности и постепенно подталкивает к тому, что я готов переступить через самого себя, собственные принципы и убеждения, сказать или сделать то, что совсем мне не свойственно. Может, в его тридцать с лишним легко управлять эмоциями и чувствами, но как, скажите, это делать в семнадцать? Однажды рискнуть и взглянуть на него другими глазами, пойти по извилистому пути, не отступиться и быть до конца уверенным в том, что ты где-то там, возможно, ещё в начале пути не совершил ошибку. Я знаю, не бывает идеальных людей и единственно-правильных решений, потому что у каждого своя правда, но где она тогда, моя правда? За каким пологом она прячется, и там ли я вообще ищу?..

Видимо, весь спектр размышлений находит отражение на моём лице - по крайней мере, я чувствую, как затекает челюсть, которую я крепко сжимал всё это время, - потому что Снейп так и не дожидается окончания предложения, а я теряю нить витиеватого разговора.

Нет сил что-либо доказывать и пытаться пробиться сквозь многослойную скорлупу к сердцевине этого человека.

Сердцевине, чей кусочек я когда-то смог увидеть и потрогать кончиками пальцев. Он непреклонен, а я малодушно признаю своё поражение и опускаю руки. Возможно, с позором, более вероятно, с чувством пренебрежения к самому себе - ведь я же Гриффиндорец, а Гриффиндорцы никогда не сдаются! - но я действительно больше не могу и не хочу стучаться в закрытую дверь. Он вернулся, лично пригласил меня к себе, чтобы рассказать всё, что ему известно, продолжил и дальше всеми силами помогать Ордену, так что мне ещё нужно? Цепляться за прошлые недомолвки, по меньшей мере, неразумно. Если ему так угодно, повторюсь, я постараюсь принять любое его решение. Хотя бы в знак благодарности.

- Прошу простить меня за глупые вопросы и беспокойство, - говорю это скорее своим кедам, на которые я смотрю неизвестно сколько времени, - мне надо идти готовиться к экзамену.

Мельком взглянув на Снейпа, явно что-то заподозрившего, коротко киваю в знак прощания и покидаю его личное пространство для того, чтобы уйти.

- Постой, - коротко бросает он, и я опять не могу ничего разобрать в его интонации, но ноги уверенно ведут меня в сторону двери.

Впрочем, абсолютно бесполезно. Замок щёлкает как раз тогда, когда моя ладонь ложится на холодный металл ручки.

Шаги за спиной, а потом профессор одним движением разворачивает меня и обнимает за плечи. Я не успеваю отреагировать, поэтому мой нос ныряет в просвет рубашки на его груди, а руки в поисках опоры обвиваются вокруг талии. Когда запоздалый сигнал о том, что произошло, достигает мозга, я мучительно тяжело выдыхаю и зажмуриваюсь, стоит его губам прижаться к моему виску.

Неделя. Почти целая неделя с момента его возвращения. Это уже не говоря о двух с лишним месяцах неизвестности. И только сейчас он решается открыто продемонстрировать свою…что?

Не знаю, «что», и знать не желаю. Иначе я запутаюсь окончательно.

Он смотрит на меня так, как если бы хотел безмолвно передать своё мнение об ограниченности моего мыслительного процесса, но я только крепче обнимаю его и дышу в выступающую ключицу.

Может он прав, и я воспринимаю всё не так, как надо. В таком случае, пускай научит.

* * *