Заставь меня жить

Он склоняет голову к плечу, без особого интереса смотрит на недопитый бокал виски, а меня даже не смущает то, что я не потрудился убрать свою ладонь. Наконец, Снейп отставляет бокал на кофейный столик, разрывая контакт наших пальцев, произносит очень тихо, но так, что я не могу ни на секунду усомниться в правдивости сказанного:

- Я не мог оставить тебя одного.

И всё. Мне большего и не надо, потому что я никогда не слышал от него ничего более…настоящего. Он прочитал мои самые сокровенные мысли в том письме и не остался в долгу.

Снейп - тот, кто уверен в каждом своём действии. По крайней мере, именно такое впечатление складывается о нём. Он знал, чем грозит его появление: разоблачением, которое автоматически закрывает самый надёжный источник информации о планах Реддла. Целый Орден не может работать так, как это делает один Снейп. Он прекрасно понимал, на что решился, и не отступил. Я даже не могу предположить, кто ещё способен на нечто подобное ради меня. Разве что родители, но они уже сделали достаточно.

Это ли не лучшее признание?..

Снейп не думает останавливать меня, когда я поднимаюсь с пола для того, чтобы опуститься к нему на колени. Он совершенно не против того, что я целую его, в то время как пальцы оттягивают воротник его рубашки за острый уголок.

Просто потому что сопротивление бесполезно. Вернее, даже не бесполезно, а бессмысленно, так как все карты уже раскрыты, и даже тот факт, что мы практически ничего не сказали друг другу, не может скрыть очевидного. Долгие и основательные разговоры совершенно не клеятся, но порой достаточно одной фразы, одного действия, чтобы понять саму суть: нас непреодолимо тянет друг к другу и, кажется, ничто не в силах препятствовать этому.

Впрочем, когда Снейп выдёргивает рубашку из моих брюк и, забравшись под неё, проводит ладонями вверх по спине, я задыхаюсь и понимаю, что он всё-таки припрятал один козырь в рукаве. Или не один.

Потому что сейчас нет всего того, чего я так боялся и старательно избегал: нет места жалости или состраданию, нет смертельной угрозы. Есть только чувства, столь яркие в своей искренности.

Я пытаюсь дышать не так громко, когда принимаюсь за пуговицы на его рубашке. Начав с нижних, как и в прошлый раз, добиваюсь своего: бледный, почти белый шрам предстает моему взору. В ногах на несколько мгновений разливается боль, которая, видимо, находит отражение на лице. Возможно, именно поэтому Снейп отталкивает мою руку и прижимает к себе так сильно, что мне остаётся только закрыть глаза, утонуть в роскошном поцелуе и ощущении тёплых ладоней на талии.

Когда он ведёт плечами, помогая снять с себя рубашку, а потом прижимается губами к коже на шее чуть повыше ключицы, я закусываю губу и судорожно расстёгиваю пуговицы на своих манжетах.

И искренне радуюсь тому, что в подземельях нет никаких окон, которые могут внезапно распахнуться.

Глава 30

С того памятного дня, когда мы встретили Реддла в Хогсмиде, прошла неделя. За это время я успел усомниться в том, что он позволит Снейпу так просто выйти из круга приближённых. Однако Том бездействовал, и это весьма настораживало, пока я не узнал, что профессора беспокоит Метка. Не представляю, сколько он скрывал это от меня, но факт оставался фактом: Метка болела так, как случалось при вызовах на собрания. Я пытался отговорить его теми способами, какие Снейп мог принять, но всё тщетно: он оставался непреклонен. Обнадёживал тот факт, что Дамблдор не разрешал ему покидать пределы Хогвартса.

Сам не свой от невесёлых мыслей, я выхожу из душа и лениво сушу полотенцем волосы: сегодня воскресенье, друзья недавно отправились в Хогсмид, дорога туда мне отныне заказана, так что спешить некуда. Остановившись напротив прямоугольного зеркала, я с досадой смотрю на торчащие в разные стороны пряди волос и чудом приглаживаю их на висках. Натянув тёмно-серый джемпер поверх футболки, надеваю очки и возвращаюсь в спальню, пытаясь придумать, чем занять себя до возвращения друзей. Однако все мысли разом обрываются, когда в поле зрения попадает собственная кровать. На гладко застеленном покрывале рубинового цвета лежит маленький конверт, который я тут же подхватываю и распечатываю трясущимися от волнения руками. Одного взгляда на тонкий летящий почерк оказывается достаточно, чтобы понять: это новое письмо от моего тайного информатора. Затаив дыхание, я проглатываю строки, которых на этот раз оказывается значительно больше, и опускаюсь на кровать.

Крестражи, он пишет о них - вернее, об одном конкретном, который спрятан в Праге. Значит, моя версия о том, что Реддл мог спрятать части своей души именно в городах Чёрного треугольника, оказывается верна.