- Наверное, это так увлекательно: напасть на человека в момент, когда он слаб, затащить его в ловушку, а потом поставить в центре величественного и, несомненно, пафосного сооружения, окружить и убить его, безоружного. Да, это в стиле Пожирателей Смерти.
Мои слова, эхом отразившись от высокого сводчатого потолка, затихают. Воцаряется такая гробовая тишина, от которой начинает звенеть в ушах.
Никто не решается заговорить. Даже Волдеморт замер, его неподвижный взгляд направлен на меня.
По меньшей мере, я их шокировал. Редкое, однако, достижение. Теперь можно спокойно умирать в изумрудных лучах заклинания.
- Я не зря выделил тебя среди всех остальных, - шелестящий шёпот благодаря потрясающей акустике здания разливается в пространстве и звучит довольно-таки громко.
Волдеморт мягко двигается с места и обходит меня по кругу, не сокращая расстояния между нами.
- Ты особенный, Гарри Поттер. Твои амбиции порой бегут впереди тебя, а твоя смелость заставляет безмолвствовать моих приближённых, - тонкие губы Волдеморта вздрагивают в намёке на улыбку, худощавая рука обводит Пожирателей.
К чувству отвращения подмешивается раздражение. Ещё один любитель поболтать. Мерлин, сразу бы прикончил меня и не надрывался, пытаясь впечатлить высокопарными речами.
К собственному удивлению отмечаю, что говорить он перестал. Волдеморт вновь оказывается напротив меня с той лишь разницей, что теперь его волшебная палочка направлена мне в грудь.
Потому что один из нас в любом случае умрёт, окажись я Избранным? Почему же я так легко сдаюсь? Почему подставляюсь под
Потому что мои родители мертвы? Потому что мне незачем жить? Нет, тоже не то, так как я помню, что сказал мне однажды Люпин: «Джеймс и Лили отдали свои жизни ради твоего спасения, и риск собственной жизнью - не лучшая благодарность родителям». Поэтому, при всех моих неврозах до смертника мне всё-таки далеко.
Или просто потому, что у меня нет ни малейшего шанса, ни малейшей надежды на то, что на этот раз мне удастся выпутаться из ситуации и обхитрить смерть, как получилось на площади Гриммо?
Холодный белый свет, заливающий просторное помещение, вдруг становится ярче настолько, что слепит глаза, не позволяя разглядеть фигуры взволновавшихся волшебников. Далекий свист постепенно нарастает, потоки воздуха рассекают пространство, один из которых задевает моё плечо в попытке сбить с ног, но мне удаётся выстоять. Слышатся крики Пожирателей, ослепительно-белое пространство тут и там озаряется цветными вспышками заклинаний. Как слепой, я выставляю ладони вперёд и пытаюсь найти выход из этого странного места. Сбоку мелькает край чьей-то чёрной мантии, я оборачиваюсь и тут же встречаюсь с холодным и острым, как лезвие ножа, взглядом Волдеморта.
На этот раз он не медлит и делает резкий взмах палочкой, при этом не проронив ни слова, да я бы и так ничего не смог разобрать среди царящего шума.
У меня нет шансов.
И вдруг я понимаю, почему я не боялся.
Оказывается, нет.
Яркое изумрудное сияние окутывает меня, постепенно превращается в белый свет, и я удивляюсь: «Разве может свет быть ещё белее, чем есть сейчас?». Может. Наверное, такое происходит только один раз, на разделительной черте между жизнью и смертью. Интересно, родители тоже видели этот свет?..
Мне совсем не больно. Только необыкновенная лёгкость во всем теле. Мир словно погружается в вакуум, звуки приглушаются, пока вовсе не замолкают, только лёгкое, не раздражающее шуршание, похожее на шелест листьев на ветру, нарушает эту идиллию.
Хотя нет, всё-таки немного больно в области лба. Я хочу рефлекторно потереть ноющее место, но вдруг понимаю, что не чувствую своих рук. Они будто забыли самые простые движения. Скорее всего, потому, что на том свете они будут мне не нужны.
Свет постепенно начинает меркнуть, воздушное чувство покидает тело, и я понимаю, что скоро всё закончится. Барти Крауч как в воду глядел.
Сладкий вкус воздуха, наполненного ароматом перечной мяты и чабреца, касается моих щёк и опущенных век. Странно. Никогда бы не подумал, что воздух может быть таким мягким. Воздух не настолько…осязаемый.
О, я понял. Догадался крупицами ещё не угасшего разума. Это поцелуй. Поцелуй моей ласковой смерти.
Глупо осознать на пороге своей кончины, что в душе ты, оказывается, самый настоящий романтик.
Снейпа это бы рассмешило.
Лоб жжёт нестерпимо, эта боль убивает последнюю мысль в теперь уже опустошённой голове, убивает меня самого. Это конец. Теперь это точно конец.
Глава 16