Застава на Аргуни

— Мало, Игорь Степанович, мало, — согласился счетовод. — Другими делами приходится заниматься. Днем вилы и топор ждут. Запустил малость учет, вот и сижу, бабки подбиваю.

Прогулка не улучшила настроение. Когда рядом был Панькин, этого гложущего душу, навевавшего тоску и уныние одиночества он не ощущал. А когда очутился наедине с самим собой, жизнь показалась ему скучной и беспросветной.

«Поеду лучше домой, почитаю», — решил Торопов.

Поравнявшись с домом Панькина, он увидел в щель ставни огонек. Увидел и понял, что ему только сюда и хочется войти. Только сюда и никуда больше в мире.

Он остановил коня и долго сидел в седле не шевелясь. Тьма. Белел снег. Лежала глухая, нерушимая тишина.

Торопов стремительно спрыгнул, привязал коня, взбежал на крыльцо, постучал.

«Спит!» — подумал он огорченно.

Уходить не хотелось. Он постучал еще раз, немного громче и продолжительнее. В сенях скрипнула половица. Торопов задохнулся.

— Это я, — глухо, почти шепотом произнес он.

Нина Сергеевна открыла дверь. В темноте белело ее лицо, белела рука, испуганно прижатая к груди. Смутно повеяло духами. У Торопова закружилась голова, будто весна прошла мимо.

Он переступил порог, неуклюже посторонился, давая дорогу хозяйке.

Нина Сергеевна все стояла в сенях и смотрела на него удивленно и немного испуганно.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Случилось, — ответил Торопов, глядя в упор в ее глаза. — Тоска схватила… Тоска о вас…

Нина Сергеевна долго молчала, потом тихо сказала:

— Что ж, раздевайтесь, будьте гостем…

Торопов, как в тумане, снял полушубок, виновато спросил:

— Не поздно ли?

— Да уж поздно — не поздно, — смущенно сказала она. — Чужого времени нам не занимать.

Торопов прошел к столу, опустился на краешек стула, пригладил волосы. Нина Сергеевна ушла на кухню, подбросила в печку дровишек, поставила на плиту чайник.

В кроватке, сунув под щеку ладошку, спал Андрейка. Кудряшки его белокурых волос в беспорядке разбросались по подушке.

«Весь в мать!» — подумал Торопов, чувствуя прилив нежности.

Мальчик недовольно поморщился и отвернулся к стене.

Нина Сергеевна хлопотала на кухне. Сквозь открытую дверь Торопов видел плотно обтянутую халатом спину, белые, обнаженные до плеч руки.

Нина, стараясь не смотреть на Торопова, поставила на стол вазу с вареньем. И опять ушла. Торопов смотрел на ее пышные волосы, на красивую, молодую фигуру и вдруг радостно почувствовал, что ему легко, что исчезла тоска, весь день душившая его. Вместо нее в душе теплилось светлое, счастливое чувство и благодарность кому-то за то, что существует на свете такая женщина. «А не лучше ли уйти? — подумал он. — Встать и незаметно уйти. Чтобы ничем-ничем не испортить эту светлую легкость в душе». Он почувствовал, что сейчас способен на все. Вспомнил трехлетнюю дружбу с Панькиным и снова стало все омерзительно.

Торопов метнулся к двери, сорвал полушубок и бесшумно выскочил, на крыльце оделся.

Послышался цокот копыт, мимо кто-то проскакал галопом.

Торопов кинулся к изгороди. Пирата не оказалось. Не успел лейтенант свыкнуться с темнотой, как к нему подъехал всадник. Торопов узнал в нем Слезкина.

— Ну и нагнали вы на нас страху, товарищ лейтенант! Думали, что беда какая случилась, — проговорил боец, слезая с коня.

— Что такое?

— Выхожу из конюшни, гляжу: мчится стрелой Пират. Влетел в ворота — и прямо в станок. Поводья оборваны. Я — к дежурному. «Скачи, говорит, в село, спроси у наряда, может быть, он знает, что произошло».

— Ну ладно. Езжай домой. Я сейчас приду.

Слезкин стегнул коня, помчался на заставу. Торопов шел по улице медленно и устало.

Приход к Нине Сергеевне и побег от нее наполнили жизнь Торопова смятением. С бойцами он старался быть спокойным и внимательным. И все же спрятать волнение ему не удавалось. Бойцы вели себя с ним сдержанно и, казалось, даже немножко странно.

Эту странность Торопов уловил в излишне поспешном согласии старшины сходить на поверку вечерних нарядов, в многозначительном кивке дежурного, когда Торопов предупреждал его, что на некоторое время отлучится из подразделения. Эту же непонятную странность Торопов несколько раз замечал и во взглядах Слезкина…

Вечером, проклиная свое безволие, он снова пошел к Нине Сергеевне. Он знал, что это мерзко, и все-таки шел. Она вышла открыть, набросив на голову пуховую дымчатую шаль.

— Вот… Я пришел… — пробормотал он. Она молчала, склонив голову и не приглашая войти в дом. В сенях было темно, холодно, в открытые двери светили звезды.

Торопов устало привалился к бревенчатой стене.

— Что же нам теперь делать? — спросил он.

— Идите домой, Игорь Степанович, — прошептала она. — Я вас прошу: идите!

— Мне больше некуда и не к кому идти. А туда, куда я давно шел, я уже пришел.

Перед глазами потянулся туман. Глядя на белое пятно лица в темноте, Торопов шагнул к Нине. Она попятилась, не спуская с него глаз, рукой нашарила дверь, открыла и так и вошла в дом спиной, точно боялась повернуться, боялась увидеть там что-то страшное.

Как загипнотизированный, Торопов вошел за ней, не оглядываясь, притворил дверь. Теперь они стояли друг против друга.