Застава «Турий Рог»

— Спасибо — некрасиво, надо денежки платить. Но поскольку у нашего брата солдата деньжата не водятся, угости папироской. И не забудь Девушкина предупредить, чтобы в карточке отметил; подумает, что я этого Гаттераса зачитал.

Предвкушая, как перед сном раскроет пухлый том, Булкин зазевался в строю и получил замечание от старшины, что, впрочем, не отразилось на его настроении. И вот еще радость — вечером будет кино. Булкин хороший киномеханик, дома, в деревне, заранее узнавал содержание фильма и консультировал всех интересующихся, особенно ребятишек. Мальчишки за ним ходили гурьбой, охотно выполняли разные поручения. За это Булкин пропускал ребятню без билетов, мальчишки прокрадывались в зал, плюхались на «нулевой» ряд — садились на пол перед экраном. На заставе ефрейтору никогда не удавалось узнать заранее содержание фильма: кино пограничникам показывали редко.

Водитель выгрузил из кузова запыленной полуторки коробки с пленкой, Булкин прочитал наклеенную на крышке бумажку.

— Опять «Веселые ребята»?

— А что особенного? Другой картины не дали.

— Но мы эту семь раз смотрели!

— Ничего страшного, восьмой поглядите.

Булкин расстроился, что скажут пограничники, когда придут вечером в клуб? Комсорг опять станет упрекать, а что поделаешь, коли выбора нет: бери, что дают.

Но опасения оказались напрасными, бойцы дружно смеялись, с напряжением глядя за развитием событий на залатанном экране, и даже не свистели, когда рвалась старая лента. Булкин захотел взглянуть на зрителей, запустив аппарат, он вышел из кинобудки и остановился у последнего ряда, где сидели повар, Говорухин, замполит и начальник заставы Зимарёв; впереди виднелась массивная фигура старшины, остальных Булкин в темноте не узнал.

Внезапно зал разразился смехом, скамьи начальства заходили ходуном. Булкина поразил тонкий, заливистый хохот капитана — Зимарёв смеялся, как колхозный пастушонок Егорка, завсегдатай «нулевого» ряда.

Зажегся свет, пограничники выходили из клуба, смеялись. После фильма, как обычно, собирались в саду, курили, оживленно переговаривались, вспоминая забавные эпизоды. Зимарёв сказал Ржевскому:

— Сколько раз смотрю эту картину и всегда — с удовольствием. Почему?

— Разрядка. Снимает нервное напряжение. Пограничникам такие фильмы надо почаще показывать.

— Это верно. Но все же репертуар следует хоть изредка обновлять. Одно и то же надоедает.

— Не привередничай. Я, если хочешь знать, «Чапаева» шестнадцать раз смотрел и при случае еще погляжу с удовольствием.

— Шестнадцать! Ну и ну!

— А ты меньше?

— Только девять. Я в кино редко бываю. То на границе, то в отряде.

Бойцы окружили Ланку, девушка тоже была в кино. Данченко очень хотелось подойти к ней, но пограничники постараются тотчас же под любым предлогом исчезнуть, «создадут условия», черт их возьми. Этого допустить нельзя, неудобно получится, да и авторитет командира пострадать может. Старшина скрепя сердце простился с девушкой, сославшись на занятость. Ланка надулась и назло Данченко попросила бойцов проводить ее: одной идти по тайге боязно. Пограничники поглядывали на старшину, отнекивались, один Костя извлек из сложившейся ситуации выгоду.

По знакомой тропинке шагал не оглядываясь, ощущал укоризненные взгляды бойцов. Они, конечно, осуждают его все до единого, сочувствуют старшине. Ладно, пусть думают что хотят: с их мнением считаться не приходится. Костя понимал, что поступает не по-товарищески, но укоренившийся в нем дух противоречия не позволял уступать. Костя шел молча, Ланка тоже не пыталась завязать разговор. Потом ей наскучило молчание.

— О чем задумался, служивый?

— О тебе. О наших отношениях.

Девушка рассмеялась. Костя недоумевал: похоже, она водит его за нос — попался бык на веревочку. Как же теперь быть? Костя был слишком юн и неопытен, не знал, что предпринять. Куда только подевалась вся его самоуверенность!

— Понятно, — замогильным голосом произнес Костя. — Я кое-кому мешаю. Что ж, уступим дорогу начальству. Счастливого пути.

Круто повернувшись, он пошел обратно, надеясь, что девушка опомнится и окликнет его, но Ланка, удивленная неожиданной вспышкой веселого, разбитного паренька, обиделась.

— Обойдусь без провожатых!

Девушка пошла берегом Серебрянки, река журчала на перекатах, в кустарнике посвистывали ночные птицы. Все-таки Костя какой-то странный. Ни с того ни с сего сердится. В последнее время он сильно изменился, раньше был веселый, беззаботный. Похоже, у него серьезные намерения. Но Петя…

В этот вечер Ланка долго не могла уснуть. А Петухов, вернувшись на заставу, выклянчил у повара остатки ужина, накормил медвежонка, немного повозился с ним и пошел в казарму: скоро отбой. Пограничники стелили койки, Говорухин наспех дописывал письмо — около него стоял дневальный, поторапливал. Седых читал газету, Девушкин — пухлый журнал в потрепанной обложке. Все, кроме Девушкина, повернулись к Косте. Говорухин отложил ручку, Седых — газету. Бойцы молчали, и это молчание хорошего не сулило.

— Вы что уставились? Случилось что-нибудь?