Застава «Турий Рог»

…Заметив, что Волосатов отправился в лес с Окупцовым. Безносый, неслышно ступая, последовал за ними. Волосатов и его спутник остановились, Безносый юркнул за ствол кряжистой ели, затаился, но кат знака не подавал. Оба долго о чем-то говорили вполголоса. Но вот Волосатов подобрал еловую шишку и швырнул в сухое дерево, за которым прятался Безносый. Метнул другую, шишки сухо ударялись о толстый ствол, упруго отскакивали. Очередную шишку Волосатов бросил, занеся руку за голову, Окупцов засмеялся:

— По-бабьи швыряешь, друг ситный.

— Так вернее. — Волосатов, кинув еще шишку, руку не опустил.

Безносый тотчас вышел из-за дерева и, торопясь, метнул нож, но случилось доселе небывалое — промахнулся.

Нож со свистом рассек воздух в сантиметре от цели, с плеском упал в ручей. Удивленный Окупцов оглянулся.

— Сдурел, некрещеная харя? Чуток не устукал, так твою перетак и разэдак!

Обалдевший от неудачи, Безносый безвольно опустил руки. Окупцов, тряся кулаками, пошел на него, но опомнившийся Волосатов вцепился ему в плечи и рывком опрокинул на землю. Окупцов легко стряхнул с себя щуплого палача, ударил, схватил за горло:

— Ах, гнида! Задавлю!

— На помощь, — захрипел Волосатов, — Скорее!

Безносый застыл как в столбняке. Волосатов страшно захрипел, засучил ногами, Окупцов сильнее стиснул пальцы, и Безносый опомнился… Через несколько секунд все было кончено…

Безносый помог Волосатову подняться, кат, растирая помятое горло, заливался слезами:

— Подумай только, что за отродье! Сколько лет вместе, последнюю корку с ним делил, по девкам вместях бегали, а он, свиная рожа, чуток на тот свет не сопроводил. Сука поблудная!

— Пойдемте, — позвал Безносый. Свое дело он сделал, но возвратиться в лагерь без приказа этого странного человека не мог.

Волосатов, задыхаясь от ярости, изо всех сил пнул убитого:

— Лежишь, тварь? Лежишь! Сдох? То-то, вражина!

Он бесновался, пока не обессилел. Отдышавшись, сказал Безносому:

— Ступай мало-мало в лагерь, ходя. Ты мне больше не нужен. Топай.

Безносый послушно зашагал по тропе. Но хунхуз многому научился в банде Господина Хо, скрывшись из вида и убедившись, что за ним не наблюдают (Волосатов, оставшийся возле убитого, видеть его, конечно не мог), Безносый забрался в чащу и, неслышно ступая, вышел к полянке, где разыгралась трагедия, лег за сбитую бурей лиственницу, подполз поближе.

Волосатов стоял возле убитого, что-то бормоча. Молится, решил хунхуз, грех замаливает, просит прощения у своего непонятного бога. Что ж, это разумно, Безносый тоже так делал: расправившись с очередной жертвой, уничтоженной по приказу или собственной воле, горячо молился. В поступках Волосатова ничего противоестественного не было.

Но вот палач повел себя странно. Сел на корточки, обшарил и вывернул карманы Окупцова, расстегнул куртку, заголил тело. Золото ищет, заволновался Безносый, или опиум: давний курильщик, лишенный пахучего зелья, Безносый жестоко страдал.

«Если опиум — стукну, — решил Безносый, — а может, и золотишком разживусь». Он напряженно следил за Волосатовым, сейчас палач нашарит кожаный кисет с золотой крупкой или наркотиком — и тогда…

Но Волосатов искал не золото, не опиум, золота у Окупцова отродясь не бывало, дьявольским зельем старовер не баловался, не бражничал, грудь табаком не поганил. Палача привлекало другое.

Он перевернул убитого на живот, задрал рубаху, заголив, погладил остывающее тело.

— Жирнущий. Не похудал ни грамма.

Бормоча и пришептывая, Волосатов тронул ногтем отточенное лезвие, примерился и двумя взмахами ножа вырезал большой кусок мяса. Безносый в ужасе шарахнулся, вломился в кусты, продирался в чащу, как затравленный медведь. Бежал, бежал…

— …Теперь, кажись, все, — подытожил Мохов. — Суду все ясно. Не желаете обронить словечка, Сергей Александрович?

Горчаков подавленно молчал. Мохов махнул рукой. Ефрем надел на оцепеневшего Волосатова петлю, затянул, тот отчаянно завопил. Ефрем поддернул, и поросячий визг разом оборвался — кат закачался в петле.

Сук выдержал его тщедушное грязное тело.

Горчаков справедливо считал себя сильным, волевым человеком. К неудачам он относился стойко, умел себя соответствующим образом настроить, прогонять неприятные мысли. И все же он приуныл: продолжительное блуждание по тайге все больше казалось бессмысленным, никому не нужным. Совсем недавно он был твердо уверен в успехе, убежден и даже польщен тем, что выполняет важное задание, необходимое прежде всего свободной России: возникнет же когда-нибудь на карте мира такое государство, восстанет из пепла, подобно фениксу. Неважно, что сейчас он выполняет приказ полковника Кудзуки, проблемы азиатов его не интересуют: у японцев свои игры, у русских — свои. Главное — свалить большевиков, а о прочем можно договориться.