Застенчивость в квадрате

Обхватываю его за шею, с радостью сдаваясь.

– Да. Именно так ты и делаешь.

И он целует меня. Мягко, нежно. Снова и снова.

Внутри становится тепло, я уже теряю способность связно мыслить и чуть отклоняюсь.

– Очень быстро.

– Да? – Он тоже отстраняется.

– Не то чтобы я себя критикую, но это твой первый раз. И, эм, я не знаю, как ты себе это представлял, но… – Судорожно ищу слова, которые бы не испортили все настроение. – Я не модель Виктория Сикрет. Ты мог представить себе идеальный образ женщины с опытом. А я занималась этим, но мало. И вообще я только что поела, так что живот будет немного торчать…

– Ты прекрасна. Мне понравится все, что скрывается там, – перебивает меня он, скользя ладонью по моему платью. Меня тут же бросает в жар.

– Хорошо, но…

– Мэйбелл. – Он снова останавливает меня, прижимая два пальца к губам. – Хватит всяких оговорок, ты этого не заслуживаешь. Мне. Все. Понравится.

Я сдаюсь.

У поцелуев меняется ритм, они становятся более жадными, глубокими, по запястьям и ладоням скользят чуткие пальцы, в конце концов переплетаясь с моими. Он нависает сверху, спрашивает: «Могу ли я прикоснуться?», и я отвечаю «Да». У него надо мной невероятная власть, так сильно я его хочу – так сильно, что дыхание перехватывает. И он, доверившись мне, передал такую же власть над собой.

– И что произойдет дальше? – спрашиваю я.

Уэсли тянется мне за спину и собирает целые горсти ткани, сжимая их так, что платье подчеркивает все формы и изгибы.

– Мне кажется, ты знаешь, что дальше. – Его губы скользят по моим в отчаянном поцелуе, и только потом он отстраняется, жадно разглядывая меня.

– Что, если мы?.. – рвано выдыхает он, борясь с молнией у меня на спине.

– Да.

– А потом мы?..

– Да.

Он лезет в карман брюк и выуживает серебристый квадратик.

– Купил пару дней назад, на всякий случай. Не хотел ни на что рассчитывать. Но в какой-то степени надеялся.

Теперь уже я прижимаю пальцы к его губам.

– Я рада.

Уэсли с облегчением улыбается, и я кожей чувствую это движение губ.

Он расстегивает молнию на моем платье, из которого я, побарахтавшись, выпутываюсь, и оно наконец растекается лужей ткани на полу. У меня так подскочила температура, что воздух кажется ледяным. Раньше я бы подумала, что, лежа вот так на виду, буду чувствовать себя очень уязвимо, но в его взгляде такая жажда, такое пылающее, неприкрытое желание, что я ощущаю себя самым прекрасным существом на свете.

Уэсли проводит рукой по лицу, глаза у него огромные.

– Охренеть, – слабо произносит он.

Видеть, как этот необыкновенный мужчина раскрывается, по-настоящему опьяняюще.

Его руки бережно исследуют каждый кусочек кожи, и он постоянно поднимает голову – проверить, какое у меня выражение, убедиться, что я не передумала и что мне все нравится.

– Не могу поверить… такая бархатная кожа. – Он целует меня в живот, прокладывая дорожку до груди, и каждое прикосновение такое бережное, благоговейное. Нежность мешается с непристойностью, и я не могу угадать, какое прикосновение следующее. По ощущениям он…

Все слова вылетают из головы.

Его язык. Его руки. Это… я… ох… Мысли вышли из-под контроля.

Когда я касаюсь его, он шипит сквозь стиснутые зубы и слегка отклоняется, коленом упираясь в диван для опоры. Скольжу рукой по его животу, и мышцы под ладонью нервно сокращаются.

– Я знаю, как должно быть, но сам никогда не… так что мне может понадобиться помощь.

Тело будто в огне. Виной за мои следующие слова – предвкушение и долгое ожидание:

– Командная работа рулит!

Уэсли роняет голову на грудь, всем телом сотрясаясь от тихого смеха.

– Господи…

– Извини.

Но шутка отчасти рассеивает напряжение, и я даже могу улыбнуться.

Снова касаюсь его губ, и он подчиняется, забывая про свою неуверенность и нарастающее внутри него волнение, позволив инстинктам взять верх. Остатки одежды разлетаются по полу. Кладу ладонь ему на грудь, толкаю, роняя на диван, и глаза у него расширяются. Беру контроль в свои руки, и сжатая в нем пружина немного расслабляется. Сажусь на него, сжимая коленями крепкое мускулистое тело, и знакомлю его с прелестями этой жизни.

– Господи, – вырывается у него снова и снова. – Господи… Боже…

– А я и понятия не имела, что ты так религиозен.

Рокочущий смех быстро переходит в стон, и он вздыхает – так глубоко, что проступают ребра. Взгляд Уэсли такой пронзительный, брови слегка сходятся на переносице. Не успеваю я спросить, что такое, как он двигается. Миг задумчивости, и он быстро перекатывает нас, плавно возвращая себе контроль. Зрачки у него расширены. Губы припухли. Полуулыбки, когда он узнает, что нравится мне; мягкие смешки и скрежещущие проклятия, когда мы оба узнаем, что нравится ему.

Он просто волшебный,

совершенно, невероятно

волшебный,

и вовсе не из-за какого-то конкретного движения или потому, что он бог в постели, а просто потому, что это он, и мне кажется, он чувствует то же самое.

Десяток воображаемых Уэсли пытались скопировать его. Уэсли на вершине холмов, насквозь промокшие, с вздымающейся грудью, со стекающими с волос каплями. Уэсли, оставляющие следы в теплом песке пляжа. Принцы и бариста.