Застенчивые кроны

— Даш… — начал было Герман, но Даша не позволила себя прервать. Коснулась тонкими пальцами его губ и продолжила:

— Но в Каннах мое состояние уже было невозможно скрыть. Они, как мне кажется, сразу догадались, что происходит. Ставр — так точно. Я плохо помню те дни… Это был какой-то непрекращающийся ужас. Вечеринки, пьянки, наркотики, секс… Керимов и компания…

— Даш, не надо, девочка…

— После вручения Люба и Ставр пригласили меня в ресторан, но мне было совершенно не до них. Я уехала с Вадиком и какими-то мужиками. Он хотел меня представить какому-то важному человеку… Не помню, удалось ли ему… Я вообще ничего не помню… Очнулась в больнице, после того, как меня нашли в какой-то канаве. В тот день я чуть не сдохла от передоза…

— Девочка, моя ласковая девочка… Я люблю тебя.

Даша уткнулась ему в плечо. Обвила шею своими тонкими руками.

— За что вы только меня все любите? За что?

— За все… За все, Дашка!

Она ничего не ответила. Подняла взгляд. Влажный, немного испуганный. Со слипшимися стрелочками ресниц. Герман снова коснулся пальцами губ, немного придавил:

— Ну, вот зачем ты их искусала?

И своими нежными поцелуями принялся врачевать ее раны. Лизнул, толкнулся языком в рот, аккуратно запрокинув голову руками. Даша сместилась, встала на постели на колени и, обхватив его плечи руками, жадно ответила на поцелуй.

— Я так скучала…

— Правда?

— Очень… Поцелуй меня!

Разве он мог ей отказать? Одежда полетела куда-то в сторону. Губы слились. Страсть вырвалась наружу. Вот только на этот раз все было как-то иначе. Даша стала другой. Более несдержанной, что ли? Она как будто себя отпустила. Герман немного отстранился. Поймал ее расфокусированный взгляд. Скользнул костяшками пальцев по лицу, шее, задел острый сосок, прошелся по животу. Дашка дробно подрагивала. И жадно, отчаянно втягивала в себя воздух. Не отрывая от нее взгляда, скользнул пальцами между ног. Прижал клитор.

Даша сходила с ума. Она была настолько напряжена, что не могла двигаться, не могла дышать, не могла думать… Полностью поглощённая силой своего желания, она наблюдала за Германом, боясь того, что он с нею делает, но еще сильнее боясь, что он остановится. Ее губы раскрылись, и он тут же этим воспользовался, подарив ей еще один поцелуй. Едва их тела соприкоснулись, хриплый стон вырвался из Дашкиного горла.

— Да, сладкая… Вот так.

Она плавилась. Грудь отяжелела, бедра невольно качнулись вперед, прижимаясь к его. Даша всем телом чувствовала желание Германа, его твердость и болезненную потребность в ней. В прикосновениях ее рук и рта к телу. Она успела полюбить эти моменты прелюдии. Этот постепенный переход от едва ощутимого томления к безумной, лишающей воли потребности.

Даша отстранилась. Облизнула губы, наслаждаясь его вкусом.

— Можно я…

— Да! Все, что угодно…

Даша скользнула руками вдоль его тела. Поцелуями провела дорожку от скулы, вниз по шее к крохотным бусинкам сосков. Замерла, прижавшись щекой к груди, слушая, как колотится сердце Германа. Пальцами погладила выступающую косточку на бедре, прошлась по подтянутому животу и обхватила его бархатистый член.

Его ласкали так тысячу раз. И даже гораздо более изощренно… Но когда Дашкины губы несмело накрыли его головку, он испытал то, что никогда до этого не испытывал. Где-то здесь был его рай…

Глава 28

Время шло, съемки перевалили за половину и двигались к своему логическому завершению, но они так и не отыскали мразь, покушавшуюся на Дашку. Носом землю рыли, но так и не нашли зацепок. Никто из членов съемочной группы не мог быть в тот день на мосту. Однако никто из посторонних не мог ослабить крепления на решетке. Непонятно также было, зачем кому-то подбрасывать Даше записку. Обычно те, кто угрожали людям таким образом, в действительности не были способны на какие-либо реальные действия. А тут два покушения… Факты не складывались. И это только подтверждали психологи-криминалисты, которых к делу подключил Ставр.

Охраны на площадке было едва ли не больше, чем членов съемочной группы и, наверное, поэтому никаких эксцессов больше не происходило. У преступника просто не было шансов. Что, безусловно, не могло не радовать. И Герман, конечно, радовался, но как-то без особого энтузиазма. Он не мог избавиться от мысли, что все происходящее — всего лишь затишье перед бурей. А тут еще и мероприятие намечалось, на котором он был обязан присутствовать… Ежегодный кинофестиваль. По такому случаю у него даже был освобожден день между съёмками.

— Даш… А хочешь поехать со мной?

— Куда? — роющаяся в шкафу Дашка вскинула голову и растерянно посмотрела на мужчину.

— На открытие фестиваля. Я только мелькну, где надо, представив свою последнюю картину, и сбежим… Хочешь?

— Не знаю… Мы ведь решили пока не выпячивать наши отношения… А кинофестиваль — это пресса. Тем и повода особенного давать не надо. Увидят вместе, и насочиняю даже то, чего отродясь не было.

Герман потянулся, как кот, и, улыбаясь во весь рот, поинтересовался:

— А что, существует что-то такое, чего между нами еще не было?

— Гера! Я же серьёзно!