Застолье Петра Вайля

И. П. А все-таки русская кухня внесла какой-либо вклад в соусно-алкогольную культуру? В ухе – русский дух. Даже если делать уху с шампанским, все равно, по-моему, дух русский.

П. В. Вообще, с шампанским хорошо стерлядь. Или еще в белом вине.

Вот, кстати, замечательный рецепт для России – когда стерлядь просто отваривается в белом вине и потом бросается кусок масла – никаких специй, даже не солить. Это великолепное, простейшее, хоть и не дешевое блюдо.

Что касается ухи, вспомним Пушкина:

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели —
Влей в уху стакан шабли.

Пушкин понимал дело, и в еде тоже. Но уха – это не та уха, что мы понимаем. В то время под словом “уха” понималось другое, нежели то, что осталось в современном языке, – “юшка”, то есть навар: “уха”, “ушка”, “юшка”. Например, была “курячья уха”, это нормальное было словосочетание. Это сейчас в языке уха закрепилась как рыбный суп и, конечно, туда добавляется не шампанское, а водка. Пушкин явно говорил просто о приготовлении форели.

Когда уже уха сварена, надо выключить огонь, влить хорошую стопку водки, закрыть крышкой и дать постоять две-три минуты. Это сильно украшает вкус ухи, которая вообще, надо сказать, вершина русской кухни. Это единственный в мире прозрачный рыбный суп. Ни в одной другой кухне мира не существует прозрачного рыбного супа, все – заправочные, на манер нашей солянки, а уха – это произведение искусства, которым русская кухня может гордиться.

За одним столом с Вайлем Наш Петр

Из мемуарной программы Радио Свобода

Ведущий: Иван Толстой

17 января 2010 года

Иван Толстой. У всех был свой Вайль. Начнет Макс Вайль, старший брат, живущий в Нью-Йорке.

Макс Вайль. Немного о семье. По мужской линии – рассказчики, стихоплеты, книгочеи. Дед Максим, коренной москвич, чей знак “Почетный книгоноша” наш отец хранил в письменном столе. Его посылки с книгами – всегда радость и праздник. Книги были и оставались лучшим подарком по любому случаю до юношеских лет. Отец – веселый, жизнерадостный человек, постоянный победитель конкурсов шуточных стихов и буриме. От него у нас способность писать в рифму, но Петя писал стихи по-серьезному, и мы долго об этом не знали.

Мы – школьники. Лето. Дача на Рижском взморье. Мы все утро на пляже. Жизнь замирает к полудню… Вдоль безжизненного шоссе мы с Петей идем в библиотеку в Дубулты. Предвкушаем удовольствие. На руки дают по четыре книги, которые проглатываются за несколько дней – и тогда снова в поход… В городе мы пользовались домашней библиотекой, отец ее регулярно пополнял, но летом книг определенно не хватало… А кто быстрее, кто больше прочтет: тут был даже элемент соревнования.

…Году в 1961-м или 1962-м мы с Петей писали детектив. А поскольку учились в разные смены, я, написав в школе несколько страниц с утра, передавал папку брату, который писал во вторую смену. Это была веселая белиберда, взятая из массы советских книг о шпионах. Рукопись была нарасхват, и даже находились люди, которые переписывали страницы для себя! Дело это увяло само по себе, но долго еще подходили к нам на переменах и спрашивали, будет ли продолжение… Кажется, в это время Петя и начал писать стихи.

Как Петя и я стали “остзейскими баронами”. Один из наших институтских профессоров обратил внимание на нас с Петей, светловолосых и светлоглазых, с редкой фамилией Вайль. Он, прошедший войну, был знаком немного с Прибалтикой и Восточной Пруссией. “Вы, – говорит, – братья из Риги. Случайно не из остзейских баронов?”

Мы были рады это подтвердить, а он был рад, что угадал. С зачетами по его предмету проблем больше не было… А девочки из нашей группы стали на нас смотреть как-то иначе… Бароны, как никак.

Для Пети было уготовано другое имя – Михаил, в честь нашего второго деда. (В честь первого, Максима, назвали меня.) Но после ужасного ашхабадского землетрясения 1948 года, когда погиб старший брат матери Петр, любимец и опора семьи, появившийся в 1949 году мой брат, конечно, стал Петром.

И. Т. Однокурсник и приятель молодости Макса – Игорь Генис. Вообще, настоящие, исходные Вайль и Генис – не знаменитые писатели, а их старшие братья.

Игорь Генис. Я Петю знал, конечно, дольше всех своих друзей, потому что мы с ним познакомились, когда с его братом Максимом были вместе в армии. Я помню, он к нам приехал где-то в 1967-м, прямо перед Новым годом, и привез с собой в носках пару бутылок водки, специально нам на Новый год. Нечего говорить, что мы эту водку выпили в тот же день вместе с ним. Новый год подходил, а у нас с Максом нечего было выпить, и Петя сумел нам буквально за пару часов до Нового года каким-то образом передать еще пару бутылок водки.

В принципе, вся наша дружба происходила вокруг выпивки, это естественно. И после этого, когда я вернулся из армии, наша дружба продолжалась все время, до самой эмиграции.