Застолье в застой

При Хрущеве водку производили по тем же рецептам и стандартам, что и при его усатом предшественнике; Никита Сергеевич разоблачал Сталина по всем направлениям, кроме алкогольного. Правда, Хрущев, кроме сталинского культа, пресек еще продажу водки в разлив — больше стали пить «на троих» в подворотнях.

Леонид Брежнев, возглавивший страну после Хрущева, был зауряден, как табуретка. Он пил, как все, поступал, как все, отчаянных решений не принимал. Закусывать он, как и его предшественник, любил украинской домашней жареной колбасой; для Леонида Брежнева было налажено специальное производство этой колбасы в особом цехе Запорожского мясокомбината. Колбасу старательно паковали в горшочки и спецрейсами отправляли в Москву, чтобы она еще теплой попала на начальственный стол. Почему-то именно при Брежневе, в 1964 году, все, что касалось водочного производства, количества алкоголя и алкоголиков, засекретили на уровне сведений о ракетах и подводных лодках; цензура строго надзирала за тем, чтобы эти цифры не попадали в печать. Но при Брежневе утвердили и новые государственные стандарты на водку, еще более ужесточили контроль за содержанием вредных примесей, придумали несколько новых сортов подороже, в частности «Посольскую» и «Сибирскую». «Горилка с перцем» шла тогда на экспорт с забавными этикетками: в центре было написано латинским шрифтом, что это «Украинская (Ukrainian) горилка с перцем», а по верхнему краю было крупно пропечатано: «Russian Vodka». Однажды в Нью-Йорке я подарил такую бутылку знающему толк в напитках американцу, и тот долго удивлялся, как это два великих народа смогли разместиться в одной бутылке. Помню, было однажды еще забавнее; в разгар холодной войны, после одной из самых грозных речей американского президента с трибуны ООН, тогдашний советский посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин умолял меня достать ему где угодно две бутылки этой самой «Горилки с перцем», потому что: «Конфликты конфликтами, но американский государственный секретарь обожает этот напиток, он сегодня принимает личных гостей и очень просил…»

Как я уже говорил, цифры алкогольного производства были строго засекречены, но известно, что в 1980 году продажа спиртного возросла в восемь раз по сравнению с последним довоенным, 1940 годом. Страна в очередной раз погружалась в пучины пьянства, стали обычными не только начальственные междусобойчики, но и выпивки на рабочих местах с последующими производственными травмами и перевернутыми подъемными кранами. Решать вопросы было лучше всего на застольях; райкомы, обкомы и более высокие уровни власти периодически устраивали пьяные смотры своим кадрам, и там можно было договориться обо всем и со всеми куда лучше, чем в кабинетах. В общем, про это вы все наслышаны. Кто постарше, помнят, как в правление Юрия Андропова, почти не пившего по причине почечной болезни, начались очередная борьба с пьянством, пошли рейды по ресторанам и кафешкам, как отлавливали едоков, посмевших заказать графинчик выпивки к обеду в рабочее время, и доставляли их на суровый суд сослуживцев. Наряду с этим Андропов понизил цену на дешевые сорта, выпустив водку, которую прозвали «андроповка» или «школьница», по 4 рубля 70 копеек за пол-литра. Забавно, что вначале для «андроповки» изготовили этикетку синего цвета, но затем генсек счел, что так она будет ассоциироваться с цветом чекистских погон, и этикетка стала зелено-белой…

Водку начинали продавать только с одиннадцати утра, и до этого часа запрещалось торговать всеми спиртосодержащими жидкостями, вроде лосьонов с одеколонами, которыми алкаши орошали иссохшие за ночь души. «О позорный час в жизни моего народа!» — восклицал об одиннадцати утра Веничка Ерофеев в своем произведении «Москва — Петушки». Существовала шутка о том, как диктор объявлял точное время: «Просим всех непьющих убавить звук. Для остальных сообщаем точное время: одиннадцать часов утра…» Гонения на алкоголь нарастали и принимали дурацкие формы. Из программ вокальных концертов изымались произведения вроде «Шотландской застольной» Бетховена и народных «Вдоль по Питерской» или «Ой, засядем, браття, коло чари». Во время очередной антиалкогольной истерии у меня в киевском издательстве «Дніпро» как раз выходил роман, начинающийся с того, что я простыл в чужом городе и, чтобы подлечиться, бегаю по продуктовым лавкам в поисках водки и соленого огурца на закуску. Редактор отполировал мое сочинение согласно директивным указаниям, и помню, как я поразился, получив сигнальный экземпляр книги, начинающейся с того, что я почему-то мечусь по магазинам в поисках огурцов. Про водку не осталось ни слова…