Заступник. Твари третьего круга

Он осторожно гладил вздрагивающие плечи, нашептывал ласковую успокаивающую чепуху — как когда-то в детстве, когда его девочка прибегала с разбитой коленкой, — и мечтал забрать себе ее боль.

Ланка в последний раз всхлипнула и неловко отстранилась:

— Все, пап… Уже все. Я в порядке.

— Точно?

— Да. Я… так устала что-то. Все болит. И голова кружится…

— Иди ложись, детка. Пойдем, я помогу…

— Не надо. Я сама…

— Ладно. Будет плохо — зови.

— Ты не уйдешь, пап?

— Нет, милая. Я буду здесь. Спи спокойно.

Ланка тяжело поднялась, несколько секунд постояла, будто не в силах сообразить, куда идти, и двинулась в свою комнату.

Ивар проводил ее взглядом. И только после того, как услышал скрип старенького дивана, закрыл глаза и негромко, но яростно выругался.

— Алана! Ты в своем уме?! Что ты творишь, детка?!

Ланка, выдернутая из сна отцовскими криками, хотела повернуться и застонала от боли. Не рассчитывая больше на отчаянно сопротивляющиеся мышцы, она просто приоткрыла один глаз — второй почему-то открываться не пожелал — и увидела белую поверхность с темно-красными пятнами.

— Аля, — голос отца из сердитого превратился в растерянный, чуть не плачущий. — Что же ты… Разве можно… Девочка моя, ну что тебе в голову взбрело?..

Ланка заволновалась — расстраивался Ивар крайне редко, обычно он был или спокоен, или сердит. Кое-как повернув голову, она сумела приподнять второе веко и поймать в поле зрения отцовскую фигуру с печально опущенными плечами.

— Пап… — голос был хриплым и чужим.

Ланка откашлялась — в груди что-то булькало и клокотало — и начала сначала:

— Пап… Что случилось?

— Это я тебя хочу спросить, что случилось?! — Ивар скрестил руки на груди и сделал шаг к кровати. — Как ты могла такое придумать? В твоем состоянии! Что за… Светлый Лес! Аленька, посиди, я сейчас!

Ивар, забыв о нотациях, метнулся прочь из комнаты. Ланка получила возможность перевести дух и попытаться быстро найти причину отцовского расстройства. Она снова бросила взгляд на загадочную бело-красную поверхность, оказавшуюся испачканной кровью простыней. В голове медленно, как пузыри со дна водоема, всплывали воспоминания о вчерашнем дне: пикник, озеро, птицы, предательство Мика…

Когда отец вернулся, Ланка состроила виноватую гримаску и жалобно протянула:

— Ну па-а-ап… Ну, я же не виновата… Подумаешь, немножко кровь протекла… Перебинтуем сейчас, и все будет хорошо, да, пап?

— Не виновата… — передразнил Ивар. — Если бы спокойно лежала в кровати, ничего бы у тебя не протекло! Я, слава Первоматери, не одну тысячу повязок в своей жизни наложил! Чего тебя понесло рисовать?!

— Рисовать? — недоуменно переспросила Ланка.

— Ну да, — Ивар, разложив на тумбочке принесенные пузырьки и упаковки бинтов, махнул рукой назад: — Это вот что такое?! Потерпеть не могла пару дней?

Ивар едва успел подхватить дочь под руку — Ланка вскочила с кровати, метнулась к стоящему возле окна мольберту… Подняла к лицу негнущиеся ладони в густо пропитанных кровью повязках и непонимающе уставилась на них:

— Но как… Это же… Пап! Я… не помню. Почти не помню. Только… мне было не уснуть, и я… Какие-то мысли — они мешали, понимаешь? И я подумала, что если их выплеснуть, то я смогу отдохнуть. Я хотела совсем чуть-чуть, просто чтобы избавиться от этого… Пап?

Ивар осторожно обнял Ланку за плечи и поцеловал в макушку:

— Ты молодец, детка! Ты действительно талант! Я… Честно говоря, в последнее время я начал сомневаться в тебе. Прости меня.

Он еще раз легонько коснулся губами ее затылка и продолжил уже другим тоном:

— Но то, что ты натворила, совершенно неправильно! Неизвестно еще, как это скажется на твоем выздоровлении. И я прошу, нет, я настаиваю, чтобы в ближайшие дни ты даже не думала подходить к краскам!

— Хорошо, пап, — послушно произнесла Ланка, не отрывая взгляда от картины. — А правда здорово получилось?

Ивар сделал шаг в сторону и придирчиво осмотрел туго натянутое полотно. Ланка затаила дыхание — отец всегда был самым строгим критиком и частенько находил слабые места в картинах, восторженно принимаемых остальными.

— Аля… — Ивар сглотнул и продолжил едва слышно: — Это… потрясающе. Ты… уже знаешь, как назовешь эту картину?

Ланка не задумываясь, произнесла:

— Страх.

— Да, — согласился Ивар. — Да! Какая же ты у меня молодец.

Грязные повязки были заменены на новые. Заставив дочь выпить большую кружку сладкого чая с двумя бутербродами — «Давай-давай, детка, это необходимо!» — отец наконец-то удалился, выключив свет и строго-настрого приказав ни под каким предлогом не вставать с постели. Ланка еще долго лежала, глядя в потолок. И, даже засыпая, отчетливо видела перед собой девочку, радостно протягивающую руки к птицам, слетающимся со всех сторон. Прекрасным, ярким птицам. В каждой из которых можно было, приглядевшись, увидеть чудовище.

* * *

В первый момент Грай решил, что Эрран окончательно свихнулся. Встрепанные волосы, недельная как минимум, щетина, нездоровый блеск в глазах и пятна лихорадочного румянца на скулах — таким Грай видел ученого всего один раз, почти шесть лет назад.