Странно, мне кажется, что Бесстуж тоже смотрит на меня? Этот свет не дает ни в чем быть уверенным. Нет, мне не кажется. Более того, он оборачивается к соседу, стоящему в центре их группы, – тяжелому крепкому мужику, с бритой налысо головой которого, кажется, можно пробивать стены, – и что-то говорит ему. Мужик смотрит на меня своими черными глазницами.
А рядом с самим кумиром, стояли трое стариков.
Одним из них был мой дед.
- Приблизься! – Говорит дед, и голос его похож ровен и пуст.
Я подхожу к нему, и дед начинает размеренно говорить:
- Что человек получил даром, – он никогда не ценит. Купленное малой ценой – и ценится дешево. Только заплатив чем-то дорогим и важным, человек начинает ценить что приобрел.
- Ты с честью прошел первую тропу, и теперь стоишь на пороге второй. Но нельзя ступить на вторую тропу просто так. Ты должен пройти испытание, заплатить цену.
- У тебя на руках щенок. Ты кормил его. Ухаживал. Оберегал. Ты впустил его в свою душу. И именно поэтому я – твой наставник, – говорю тебе: для того чтобы вступить на вторую тропу, ты должен пожертвовать этого щенка нашему отцу Перуну. Если ты хочешь быть одним из нас, стать нашим равным братом – принеси дорогую жертву. Покажи, что ради нашего братства ты готов пожертвовать дорогим для тебя. Покажи, что твоя преданность братьям не пустые слова, – подтверди её делом. Положи щенка на алтарь, возьми нож, отвори ему горло, и пожертвуй его кровь нашему черному Всеотцу.
- Дед... – Беззвучно прошептал я, и помотав головой непроизвольно чуть отступил назад.
- Иного пути нет. – Сурово продолжил деде Глеб. – Малодушным средь нас не место! Убей щенка, – и тем убьёшь себя, – мальчишку не знающего цену жизни и смерти. Пожертвуй частью своей души – и за эту кровавую жертву Перун проведет тебя через царство теней. Убей щенка, – и возродись уже не мальчишкой, а нашим молодым братом второй тропы. Убей щенка, чтобы самому стать псом в доме и волком в поле! Я смотрю на тебя. Все смотрят на тебя. Ни один из тех мальчишек кто сегодня прошел здесь до тебя, не дрогнул и не струсил! Через свою жертву они уже стали нашими братьями. Не подведи своего наставника перед моими братьями, докажи что достоин быть с нами. Докажи, что и ты варяг по крови и по духу!
Дед умолк. И остался стоять, пристально глядя на меня. Так же испытующе глядели на меня двое старых дедов рядом с ним. Молча глядели воины с факелами. Плясали свою круговую пляску воины в броне, щелкал пластик, постукивал метал, трещал костер, отбрасывая на все изменчивую игру света и тьмы. А на руках у меня стучало быстро-быстрое маленькое сердце Тямки. Я взглянул на камень перед кумиром, и увидел что он уже черный от крови. И черным был лежащий на камне старинный бронзовый нож. И земля вокруг была черной.
Тямка на руках крепче прижался ко мне и вдруг тоскливо и протяжно заскулил. Я вспомнил слова деда в тот день, когда он только принес щенка в дом. “не надо слишком очеловечивать собаку. Она живет иначе, и срок её жизни короче нашего”. Он пытался подготовить меня уже тогда...
Странно у меня в голове. Пусто. Может быть из-за долгого ночного ожидания, или из-за странной нереальной атмосферы этого места. Будто бы я – это не я, и смотрю на себя немножко со стороны. Взгляды воинов вокруг испытывают меня, будто бы подталкивают в спину. Я люблю тебя, Тямка. Правда люблю. Но есть более важные вещи. В каждом слове деда – правда. Купленное дешево не ценится. И я не подведу деда. Я докажу. Я сделаю это без удовольствия Тямка, мне правда будет тяжело. Но я это сделаю. Я принесу жертву. Я не подведу деда при всех. Я докажу.
Я сделал шаг к жертвенному камню. Другой. Еще один. В воздухе густо и тяжело пахло кровью. Поставил Тямку на камень. Он принюхался, пискнул и попытался соскочить с камня, но я успел поймать его за шкирку. И тут он завыл, отчаянно, испуганно и протяжно, как малый ребенок, почти как человек. Попытался даже куснуть, но не дотянулся и снова завыл... Не глупее нас они, собачины... Сердце у меня перекрутило, и я почувствовал, что еще чуть-чуть и решимость покинет меня. Я быстро схватил нож, липкая от крови рукоять скользнула в ладони. Визг Тямки резал уши, и может быть я уже собрался бить не от решимости, а только чтобы прекратить этот жуткий плач. Я приподнял его за шкирку, чтобы обнажить шею, и – вогнал нож Тямке под нижнюю челюсть.
Это я обманул себя. Это мысль моя побежала вперед дел. Не вогнал, представил только, – как он захрипит, как закроются его глаза. Представил, и... нож выпал из мой руки как ядовитая гадина. Я подхватил Тямку на руки и прижал к себе, и его сердце билось как пулемет, отдавая мне в руки, и он трясся как осиновый лист, и он уткнув морду мне куда-то в подмышку скулил тихо-тихо, едва сопя через мокрый нос...
Я повернулся и тоскливо взглянул на деда.
- Не давай волю сердцу, – тихо сказал дед. – Соберись мужеством. Ну.