Засуха

– Они – моя мама и бабушка Таня.

– Ну ты даёшь, Витёк…

Он снова взялся за чепыги, крикнул на лошадь. Опять заструилась под ногами земля, лёгкий воздушный пласт рассыпался, как пена. Работать было легко, и вообще у Андрея поднялось настроение. Когда поравнялся с Ольгой, неожиданно даже для самого себя подмигнул ей дружески. Наверное, он смутился, но Ольга улыбнулась мягко, как утром, и на душе воцарились мир и покой.

Посадку огорода у Силиных они закончили часам к двум, и Андрей решил поскорее перегнать лошадь к себе, пустить её на пустырь – пусть походит, подкормится. В это время можно и самому подкрепиться.

Он шёл за сохой и неожиданно перед домом повстречался с Бабкиным. Видимо, тот направлялся после обеда на конный двор.

– Никак в зятья к Силиной определился, Андрей? – Бабкин вопросец этот задал с едкой ухмылкой, оголив рот.

Глухов поморщился – не может человек без пошлых намёков, но ответил спокойно:

– Ага, в зятья…

– Мать у меня, покойница, такую притчу рассказывала, – Бабкин остановился, закатил глаза. – Про зятьёв, стало быть. Будто бы идёт по лесу зять и видит, как заяц осину грызёт… «Ну как, зайчик, горька осинка-то?» А заяц в ответ: «Да не горше, чем ты в зятьях живёшь». Ну как?

– Мудрый заяц, ничего не скажешь. На вас похож… Фыркнул Бабкин, не ожидал, видимо, такого дерзкого ответа, но ничего больше не сказал – пошёл прямой, как жердь.

Они работали дотемна. Андрей притомился, пришлось скинуть гимнастёрку, она промокла совсем, будто под свирепым ливнем, стала комом. Но рубашка бязевая была не суше, пришлось и её сбросить. Стало легче ходить за сохой.

Видно, устал и Витька за долгий день – он возился на меже, а потом уснул, опрокинулся в мягкую траву, смежил свои глазки, засопел ровно. Эх, хорошо пареньку! Никакие заботы его не терзают. Спит, и наверняка, видит сейчас красивые сны, где, как в сказке со счастливым концом, всё чинно и ладно, царят мир и благополучие. Когда это у него было? Так давно, что вспомнить трудно, тяжкое время всё заслонило, выветрило, как в кино – самые радостные кадры вырезало, и остались в памяти только серые будни, война, голод, потеря близких людей.

На память пришёл один эпизод из их детства с Лёнькой. Меньшему было тогда года четыре, говорил брат картаво, не давалось проклятое «р», хоть ты лопни. Однажды мать послала их рвать телёнку повилику в колхозных подсолнухах, и Андрей, пока шли, учил брата: «Говори – грач», – а Лёнька шепелявил – «глач», снова: «берёза», а в ответ: «белёза», и так до бесконечности, до раздражения. Махнул Андрей рукой, видно, ленивый человек его брат, а тот неожиданно крикнул: «Рягушка!» Лёнька боялся лягушек, и этот неожиданный, похожий на вскрик ночной птицы, голос и напугал, и рассмешил одновременно. Выходит, наука на пользу пошла брату…

Весенний день, яркий, как звезда, угас, когда закончили они посадку. Андрей – не суеверный человек, но чуть не перекрестился: тяжкий день выдался, но, кажется, слава Богу, одолели. Теперь надо отвести коня на скотный двор, что-нибудь поесть – и в постель, блаженно вытянуть гудящие ноги, вроде не живые это ноги, не плоть человеческая, а столбы прямые, негнущиеся под проводами, стонут под тугим ветром.

Не хотелось Андрею будить Витьку, разбросал малыш грязные, в ссадинах, ручонки, вроде хотел обнять землю, взять в охапку, и Ольге не разрешил.

– Донесу до вашего дома, всё равно на конюшню идти.

Они поменялись ролями с Ольгой – та вела в поводу лошадь, а Андрей топал сзади них, нёс перед собой на затёкших руках Витьку. Спал малыш, лицо порозовело, малиновым всполохом играли щёки. Интересно, а сейчас какие сны снятся ему?

Около дома Ольги он передал ей мальчонку с потных рук, но Витька опять не проснулся, только чуть вздрогнули его белёсые, выцветшие брови. Ольга улыбнулась, попросила:

– Вы сейчас ужинать заходите, Андрей Фёдорович. И ты, бабуля, – она повернулась к шмыгавшей сзади бабке.

– И-и, какой там ужин, – махнула рукой старуха, – еле ноги волоку…

– Правильно, – кивнул головой Андрей. – Намаялись все, теперь отдыхать надо…

– Нет-нет, – решительно закачала головой Ольга, – так не годится… Великое дело сделали, да не поужинать? У меня и сюрприз для вас, Андрей Фёдорович, заготовлен, честное слово.

И уже снова, обращаясь к бабке, сказала:

– Пойдём картошку варить по такому случаю…

Нет, в душе был рад такому приглашению Андрей. Ему казалось, что попади он сейчас в дом Ольги, где царят женский уют и покой, и распахнётся настежь душа, ослабнет усталость в ногах, выветрится звон из головы.

Он кивнул головой и двинулся на конюшню. Конюхов уже никого не было – и Андрей ругнулся про себя: «Вот лодыри проклятые, уже домой разбежались».