Через неделю неожиданно приехал в Парамзино рябоватый, лет тридцати пяти, прораб Мрыхин. Ольга смотрела на него с интересом, когда Бабкин пригласил в контору её и несколько других женщин. Председатель сидел за столом, а Мрыхин разгуливал по кабинету важный и прямой, как сосна. Был прораб высокого роста, жилистый, энергичный, тряс патлами. Что-то было в его фигуре от горделивого лесного богатыря-лося – литой торс, могучие ноги, толстые губы, обветренные и вялые. «Тоже, наверное, как у сохатого» – с улыбкой подумала Ольга.
Прораб, дождавшись, пока все женщины усядутся, заговорил высоким бабьим голосом:
– Вот что, дорогие гражданочки, по очень важному дельцу решили мы вас побеспокоить… Нужда возникла огромная.
– Нужды у нас своей хватает! – буркнула Нюрка Лосина и мрачно посмотрела на Мрыхина.
– Про вашу нужду я знаю, дорогие бабочки, знаю, не про то разговор. Вот какая нужда у нас – в райцентре детский сад строим, а кирпича нет. А церковь ваша без дела стоит, глаза мозолит. Вот, нужно её разобрать, милые гражданочки, на кирпич расшвырять.
– Пойди попробуй расшвыряй! – скривила рот Шурка Мореева. – Да она, как литая!
– Не горюйте, милые. Ломы я для вас привёз, аккуратные такие, как карандаши.
– Ну и пиши ими сам, – вздохнула Нюрка Лосина.
Мрыхин осмотрел женщин, поморщился, заговорил недовольно:
– Торопитесь вы больно, не поймали, а уж ощипали. Да не бесплатно, бабоньки, не за дорогие трудодни дельце это вершить станете, а за хлебушек, натуральный хлебец, печёный. Полкило за тысячу…
– Сам ломай, – крикнул кто-то.
– Значит, милушки, цена не устраивает? – улыбнулся Мрыхин. – Тогда поднимем – два фунта за тысячу… Ладно! Самую красную цену, дорогуши, называю – килограмм…
Женщины зашушукались, и Ольга поняла, что предложение Мрыхина их заинтересовало. Она подморгнула хитровато подругам, и те продолжили торг. Наконец, Мрыхин заморгал учащённо, захрипел:
– Всё, бабоньки, больше не могу! Полтора килограмма – и баста!
– А колхоз нас отпустит? – спросила Ольга.
– Вот разлюбезный товарищ Бабкин даёт согласие, – Мрыхин указал пальцем на развалившегося Бабкина.
– Ладно, бабы, давайте соглашаться! – крикнула Нюрка, и Мрыхин расцвёл в улыбке.
Эх, не знали бабоньки, на что соглашались! Церковь в Парамзино построена лет сто назад – говорят, специально проектировали её итальянские инженеры по заказу барина, и кирпич готовили недалеко, в буераке на Сорочьей горе. Глина там вязкая, что смола, и получился кирпич прочный, как гранит. Клали церковь на известковом растворе, а он будто прикипел к шершавой поверхности, приварился, и сейчас только искры летят из-под мрыхинских «карандашей».
К церкви Ольга взяла с собой Витьку – не всё же время ему на соседкиной шее сидеть, и поначалу он даже стал помогать ей – обтюкивал выломанные кирпичи молотком, сбивал известковый слой. Но нудная работа быстро наскучила сыну, надоела, и он сначала гонял голубей камнями в церкви, а потом убежал к бабке. Ольга тоже бы убежала – провались она пропадом, эта морока – только нужда великая заставила зубы сцепить, энергично шуровать ломом, и вскоре пот заструился по телу, защипал неприятно.
Она проработала до вечера, посчитала кирпичи – не густо получилось, всего полтысячи, а пот ручьём бежит. И у других женщин – не лучше, только Нюрка похвалялась:
– Берите пример со стахановки – почти тысяча, бабоньки.
– Врёшь ты, Нюрка, – вскипела Шурка Мореева, – как можно! Стена-то, как чугунная, не расшибёшь…
– Бить с умом надо, – Нюрка постучала пальцем по лбу. – Надо ломом поддевать кирпич, деревяху подложить под «карандаш» – рычаг получается. Ты физику учила в школе, Шурка?
– Учила… – буркнула Шурка.
– Ну и применяй знания на практике… – засмеялась Нюрка.
Попробовала Ольга – и удивилась: права Нюрка! И легче, и – самое главное – результативно, крошится извёстка, иногда даже два кирпича можно ломом поддеть.
Но уже внизу, на Моховом озере, закурился туман, пополз белёсыми космами над берегами, начал окутывать ольхи. Пора домой идти, а вот завтра с утра Нюркин способ освоить…
Появился Мрыхин, начал обмерять штабеля с кирпичом.
– Не обманешь, миленький? – спросила Нюрка с ухмылкой.
– Нужна ты мне… – буркнул Мрыхин.
– А может быть, и потребуюсь, – засмеялась Нюрка.
К штабелю Ольги Мрыхин подошёл в последнюю очередь, когда другие женщины уже побрели домой. Он бесцеремонно оглядел Ольгу, глаза загорелись, засверкали, как у кошки ночью, он хмыкнул удовлетворённо.
– Сколько? – спросил.
– Пятьсот.
– Не шибко много, милая…
– Сколько есть…
– А записать сколько?
– Столько и пиши…
– Видать, не поняла ты меня, – округлил глаза Мрыхин. – Для тебя я хоть тысячу запишу.
– За что такая щедрость?
– Да просто так… Хочу к тебе вечером в гости зайти.
– А тебя кирпичом давно не гладили? – улыбнулась Ольга.
– Это как?
– А по физиономии… Гляжу я – она лоснится у тебя. Кирпичом протру – потускнеет.
– Играешь, милая. Не потужи, я ведь только для некоторых щедрый, не для всех.