Затаив дыхание

Во всех вагонах пахло дымом, а хуже того — курильщиками, и чуть подванивало кишечными газами. Возвращаясь из Уодхэмптон-Холла на грешную землю, Джек всегда испытывает странное чувство, тем более что в силу географической близости в роли «земли» выступает Бейзингсток. Хотя наступил час воскресного чаепития, новый торговый центр прямо-таки кишел людьми, их автомобили и детские прогулочные коляски сильно затрудняли движение и усугубляли панику пассажиров «бентли».

— До чего же англичане некрасивы, — глядя в окно машины, бормотала Милли. Она выпила перед обедом бутылочку крепчайшего пива, и напрасно. — Настоящие уроды, притом жирнющие, ресницы — как у хомяков, а одеты! Боже! Отвратительно, мерзко, разве можно такое на себя напяливать?

— Смотри, не называй их «чмо», — манерно протянул Джек, шутливо изображая хлыщеватого сопляка с почти отсутствующим подбородком.

— Я же не вешаю на них ярлыков, — возразила Милли. — Просто делюсь своими наблюдениями. Беда в том, что этими людьми манипулируют. Они сами — жертвы.

С обочин и тротуаров на «бентли» и его пассажиров таращились мужчины с неразвитыми плечами и огромными бедрами в шортах. Раскормленные дети в спортивных костюмах пастельных тонов тыкали в машину пальцами. Бочкообразные женщины в розовых платьях и белоснежных кроссовках кивали головами, словно узнали сидящих внутри знаменитостей. В просторном, уютном, обтянутом кожей салоне «бентли» Джек с удовольствием ощущал себя всесильным фашистским диктатором. Если дойдет до дела, можно будет запросто стереть с лица земли миллионы — сначала обозвать их «чмо», потом превратить в недочеловеков, в муравьев и просто размазать сапогом.

Его родители тоже любили устраивать по воскресеньям долгие походы по магазинам, обычно завершавшиеся посещением «Икеи».

Вагон уже почти опустел.

— Господи, с родителями общаться все труднее, — заметила Милли. — Они ведь, увы, не молодеют.

— Да уж. Мне кажется, ты правильно сделала, что устроила им небольшую вы…

Его прервал трезвон ее мобильника: «рассвет в джунглях»; если не ответить сразу, начинается оглушительная какофония из клекота попугаев и воплей мартышек. Джек не выносит этих звуков. Милли бросилась рыться в сумке. Между Фримли и Уокингом шли путевые работы, поезд остановился. Это может затянуться на несколько дней, думал Джек. Под вагонным полом что-то равномерно постукивает, точно капли воды, падающие со сводов темницы. Всякий раз, когда у Милли звонит мобильник, сердце Джека начинает бешено стучать; от страха за детей колотит, наверно, еще сильнее, подумал он.

— Алло? Привет. Что? О Боже. Нет. Нет. Нет. Прекрасно, — бросала она, правда, чересчур громко, устремив безумный, ликующе-неподвижный взгляд в пространство; такой взгляд бывает у человека, когда его незаметно для окружающих дрочит по мобильнику собеседник. — Супер. Н-да. Нет. Гордон Беннет. Нил? Блин! Черт подери. Да. Нет. Вот блин! Я уже… Даг, мы уже объясняли им про отвод отходов… Да. Я знаю. «Эй, есть там кто-нибудь?» — и прочее в том же духе. Ужасно досадно.

Джек с восхищенной улыбкой наблюдал за женой. Из типичной молоденькой представительницы высших слоев английского общества, окончившей очень привилегированную школу, Милли перековала себя в крутую бизнес-леди, занятую спасением планеты.

— Использованная вода на восемьдесят процентов подлежит восстановлению, — говорила она. — Да-а. Я же ему объясняла, черт побери. Ишь, умник нашелся!

Когда мобильник затренькал, Джек на миг вообразил, что звонит Кайя, каким-то образом выяснившая номер Милли. Значит, он ее по-прежнему боится. Боится, что вся его комфортабельная жизнь — пусть и с нереализованными возможностями, но очень комфортабельная — разлетится вдребезги. Так бывает, причем без всякой железнодорожной катастрофы, землетрясения или принесенной в рюкзаке бомбы, а просто от случайного соединения несоединимого; впрочем, такое соединение как раз предполагается по законам эволюционной вероятности.

Глядя в грязное вагонное окно, он пытался сообразить, что теперь делать. Он надеялся найти ответ в буковом лесу, но не получилось. Часы, пропитанные элем и вином, пролетели впустую, он чувствует, что переусердствовал в возлияниях, что потрепан и жалок, как пейзаж за окном — скопище магазинов с парковками среди бескрайнего пустыря, поросшего мелким, чахлым кустарником. На металлическом заборе кто-то вывел черной растекшейся краской: ДАЛЬШЕ ГЛУБОКАЯ ЖОПА — будто специально для фотосъемки, заказанной модным журналом.

Надо во всем этом разобраться; его клонит в сон, а ему надо разобраться.

— Именно в воскресенье звонят, твою мать! — Милли захлопнула мобильник так, что Джек тут же очнулся от дремы. — Паникеры несчастные.

— Значит, все в порядке?

Что-то попало Милли в глаз; протирая его, она проворчала:

— Порядка вообще не бывает, а в то же время все в порядке. Понимаешь?

— Верно. Отлично понимаю.

Поезд со скрежетом дернулся и проехал несколько ярдов, потом издал почти человеческий стон и замер.