Затаив дыхание

Она немножко распрямилась, лицо ее болезненно сморщилось, и голова вновь поникла под тяжестью кошмарной короны.

— И когда только придет твой отец? Мне нужен он, а не ты. От тебя толку чуть.

— Ладно, мамочка, ты главное не волнуйся. Все хорошо. Правда-правда. Узнаю непременно.

Джек пошел на сестринский пост. Едва он произнес свой вопрос, как палатная сестра, дежурившая на посту, затараторила: у нее очередной приступ мигрени, у двух других молоденьких сестер дел невпроворот, телефоны звонят беспрерывно, тот больной, что лежит в боксе рядом с палатой его матери, орет громче обычного… Речь о жизни и смерти, подчеркнула она, а тут посетитель вздумал выяснять, как называется механизм, вращающий бельевую веревку! Когда Джек вернулся в палату, мать, позабыв обо всем, попросила его расчесать ей волосы, что он и сделал.

Вечером отец вернулся из больницы, как ни странно, в довольно бодром, почти веселом настроении. Джек решил спросить его про бельевую веревку.

— Ты имеешь в виду нашу старую ротационную сушилку для белья?

— Точно. Именно так она и называется. Вертелось на языке, но припомнить не мог.

— Зачем тебе?

— Мама про нее спрашивала. Говорит, она издавала особые звуки.

— Верно, издавала, — улыбнулся Доналд. — Еще как издавала. При определенном направлении ветра она приходила в движение и начинала как бы гудеть. Но не всегда. Тебе эти звуки нравились. Ты думал, они летят с неба. Вроде самолетов из Хитроу. Совсем еще малыш. И все-таки слушал. Сызмалу был неравнодушен к музыке.

Джек сидел, уставившись на тарелку с жареной рыбной палочкой. Выходит, вся его жизнь основана на недоразумении. Возможно, у большинства людей тоже. Кот смотрел на него, вытаращив круглые глаза.

— Папа, а почему вы отказались от той сушилки?

— После несчастного случая маме стало трудно с ней управляться. Каждый раз надо было устанавливать ее заново. Ты не представляешь, как трудно слепому человеку установить сушилку в конце сада. Я как-то зажмурил глаза и сам попробовал.

— Сад у нас, вообще-то, не больно велик.

— Но шесты тонкие. Она постоянно стукалась о них головой. Куда проще идти прямо от дома, держась за шнур. А потом по нему же возвращаться обратно. Я специально повесил на обоих концах мешочки с прищепками. Понимаешь, она вообще плохо ориентировалась в пространстве.

— Она пока что жива, папа.

— Знаю. И еще вернется сюда.

Джеку не терпелось сообщить матери правильное название сушилки. Ротационная сушилка для белья. Пусть видит, какой он внимательный сын. Но утром их разбудил звонок из больницы: нужно немедленно приехать. Мать лежит без сознания. Они сразу поняли, что она умирает; под безжизненно белой кожей явственно проступили кости черепа. К пяти часам — времени вечернего чая — паузы между шумными вздохами стали долгими, как у Айлин, ее покойной соседки по палате. Вдруг одна пауза страшно затянулась. Тишина казалась нескончаемой. Доналд выбежал в туалет и надолго пропал. Ее рука была холодна как лед — будто всю ночь пролежала на осеннем ветру.

— Мама, держись, — умоляюще сказал Джек. — Надо дождаться папу, он сейчас вернется. А та штука называется ротационная сушилка для белья. Мамочка, не отключайся.

Из ее рта вырвался легкий выдох. Слава Богу, еще не угасла. У Джека теплилась надежда, что она откроет глаза и медленно, постепенно начнет поправляться. Ему нельзя потерять мать. Он к этому еще не готов. Ему же всего лет пятнадцать. Вернулся Доналд, обтер руки спиртовым гелем из дозатора. Джеку сразу стало легче. Прошелестел еще один неглубокий вздох и оборвался на середине.

— Боюсь, папа, это конец, — сказал Джек. — Надо бы позвать сестру.

Доналд опустился на стул возле подушки жены:

— Думаешь, там есть туалетная бумага? Конечно, нет.

— Папа, мне кажется, она умирает. С минуты на минуту ее не станет.

— Да?

Ни звука, ни вздоха больше не вырвалось из ее груди.

Стоял последний день октября. Следом, как положено, наступил ноябрь. Джек вспоминал свои последние слова, сказанные матери, пока она еще была в сознании: «Завтра принесу тебе мои диски. Пока, мама». И ее последние слова ему: «Если чуть-чуть повезет, роднуша. Пока-пока».

Итак, ее последним словом ему было «роднуша». «Пока-пока» не в счет.

«Мама» и «роднуша».

От этих слов ему было немного легче в похоронном бюро, когда он глядел на лежащую в гробу мать и не узнавал ее лица под толстым слоем грима; все тщательно подоткнуто, стянуто, кожа гладкая, точно свежеокрашенная. Глаза закрыты; интересно, подумал Джек, а там, куда она ушла, — не важно, куда именно, — зрение к ней вернулось? Открывшиеся там глаза видят? Но лицо главным образом выражало облегчение. Она уже не чувствует ничего, не знает, что слепа, и больше не клянет своей слепоты. Может спать вечным сном.