Затаившийся Оракул

Я внимательнее рассмотрел инструмент. Он был выполнен из небесной бронзы — тонкие протравленные листы металла походили на волокна белого дуба. Гитара была лёгкой, словно пёрышко, но я предполагал, что она была практически неуничтожаема.

— Работа Гефеста? — спросил я.

Уилл покачал головой:

— Работа Харли. Он хотел, чтобы ты её взял. Просто повесь через плечо. Для меня и Харли. Это заставит нас чувствовать себя лучше.

Я решил, что обязан выполнить просьбу, хотя моё владение гавайской гитарой вряд ли заставило бы кого-нибудь почувствовать себя лучше. Не спрашивайте, почему. Будучи богом, я исполнил совершенно отпадную версию «Satisfaction»[29] на укулеле.

Нико вручил мне немного завёрнутой в платок амброзии.

— Я не могу это есть, — напомнил я.

— Это не для тебя, — он бросил на Мэг полный дурного предчувствия взгляд.

Я вспомнил, что у сына Аида был собственный способ видения будущего — будущего, предполагающего вероятность смерти. Я вздрогнул и положил амброзию в карман пальто. Какой бы надоедливой ни была Мэг, мысль о том, что она может пострадать, изрядно растревожила меня. Я решил, что не дам этому случиться. Малкольм показывал Мэг карту, на которой были обозначены те места в лесу, которых следует избегать. Паоло — он выглядел совершенно здоровым после реплантации ноги — стоял возле него, давая убедительные советы на португальском, которые никто не понимал.

Когда они закончили с картой, к Мэг подошла Билли Ын. Она была тоненькой девчушкой, но компенсировала крохотную фигуру своим чувством моды в стиле K-pop[30]: зимнее пальто цвета фольги, стрижка боб цвета аквамарин и золотистый макияж. Я полностью это одобрял. Более того, я не прочь примерить такой образ, когда избавлюсь от прыщей.

Билли дала Мэг фонарик и маленький пакетик с семенами цветов:

— На всякий случай.

Мэг выглядела потрясённой и со всей силы обняла Билли.

Я не понял, для чего зерна, но было приятно осознавать, что в критической ситуации я могу поразить противника укулеле, пока Мэг будет высаживать герань.

Малкольм Пейс дал мне карту:

— Если сомневаетесь, поворачивайте вправо. Обычно это работает в лесу, хотя и не знаю, почему.

Паоло предложил мне зелено-золотую бандану с флагом Бразилии. Он сказал что-то, но, естественно, я ничего не понял.

Нико ухмыльнулся:

— Это счастливая бандана. Думаю, он хочет, чтобы ты носил её. Верит, что это сделает тебя непобедимым.

Я нашел это сомнительным, учитывая склонность Паоло получать серьезные увечья, но, будучи богом, я научился никогда не отказываться от подношений.

— Спасибо.

Паоло схватил меня за плечи и поцеловал в обе щеки. Я, возможно, покраснел. Он, весьма красив, когда не истекает кровью из-за увечий.

Я положил руку на плечо Уилла:

— Не волнуйся. Мы вернемся к рассвету.

— Как ты можешь быть уверен? — его голос слегка дрожал.

— Бог солнца — сказал я, стараясь придать голосу большей уверенности, — всегда возвращается к рассвету.

Разумеется, пошел дождь. Почему бы и нет?

Там, на Олимпе, Зевс явно насмехался надо мной. Лагерь Полукровок должен быть защищен от плохой погоды, но мой отец, без сомнения, сказал Эолу и его ветрам дуть со всех сил. Мои обманутые бывшие среди воздушных нимф наверняка наслаждались этим моментом расплаты.

Дождь почти переходил в мокрый снег: достаточно влажно, чтобы промокнуть, достаточно холодно, чтобы мелкие частички льда ударяли по незащищенному лицу подобно крохотным осколкам стекла.

Мы спотыкались и метались от дерева к дереву в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Остатки снега хрустели под ногами. Укулеле начала тяжелеть по мере того, как резонаторное отверстие наполнялось водой. Луч фонарика Мэг прорезал шторм, словно неподвижный жёлтый конус.

Я шел первым не потому, что знал, куда идти, а потому что был зол. Я устал быть замёрзшим и мокрым. Устал быть поводом для насмешек. Смертные часто говорят, что весь мир настроен против них, но это просто нелепо. Они не настолько важны. В моем случае, мир действительно был против меня. Я отказывался подчиняться такому отношению. Я должен что-то с этим сделать! Только не совсем уверен, что.

Время от времени мы слышали вдали монстров: рев дракена, синхронный вой двуглавого волка, но никто не показывался. В такую ночь любой уважающий себя монстр остался в тёплом и уютном логове.

Прошёл, кажется, час, и Мэг издала сдавленный крик. Я героически бросился к ней, держа руку на эфесе. (Я бы выхватил меч, не окажись он чертовски тяжелым и застрявшим в ножнах). Возле забрызганных грязью ног Мэг сверкала черная раковина размером с валун. У неё была трещина внизу посередине, а края забрызганы вонючей липкой субстанцией.

— Я чуть не наступила на это, — Мэг прикрыла рот, сдерживая рвоту.

Я медленно приблизился. Раковина оказалась раздавленным панцирем гигантского насекомого.

Неподалеку, скрытая среди корней деревьев, лежала одна из оторванных лапок.

— Это мирмек, — сказал я. — Или было им.

Взгляд Мэг, спрятанный за залитыми дождём стёклами очков, невозможно было прочесть.

— Мир-мер-кто?

— Гигантский муравей. Должно быть, здесь, в лесу, их колония.

Мэг подавилась: