Затаившийся

Я удивился и обрадовался, увидев, что Ли Хуземан заняла должность помощницы шерифа, а позже стала детективом. На сайте разместили ее фотографию, и я долго разглядывал ее со своего ноутбука в «СкайАэро». Ли повзрослела, хотя я мог разглядеть в ней черты девочки, которую знал когда-то. Она похорошела, точнее – она всегда была симпатичной, но в последний раз я видел ее еще ребенком. На фото она стояла рядом с парой других молодых сотрудников и выглядела весьма уверенной в себе. Ее рыжие волосы напомнили мне прическу ее мамы, и я улыбнулся. Мне пришла в голову мысль написать ей в «Фейсбуке». Я даже нашел ее профиль, но так и не отправил сообщение. Она напоминала мне город, который я оставил, а я наверняка напомнил бы ей самый кошмарный день в ее жизни.

36 Адам

Кэрри глядит на меня своими печальными глазами цвета дождя и дыма от костра. Она молча приглашает меня в свой кабинет и закрывает дверь. На мгновение мы будто возвращаемся в прошлое, но это не так. Кэрри – крепко сложенная брюнетка с белыми зубами и привычкой класть руку мне на колено, когда мы говорим; она на семь лет старше меня. Когда-то мне нравилось проводить с ней время. Она подходила под мои запросы. Думаю, она считала так же. Между нами никогда не было ничего, кроме «офисной интрижки без обязательств».

Ее слова. Не мои.

– Ты в порядке, Адам? – спрашивает она.

– Софи умерла, – говорю я. Я использую этот очевидный ответ, чтобы нанести ей удар под дых. Кэрри – причина, по которой мое продвижение в «СкайАэро» застопорилось. Она поставила крест на моей дальнейшей карьере, заявив комитету по этике, что мое поведение «доставляет ей неудобство». Поползли слухи, что мы трахаемся, как сумасшедшие, и вот как она решила исправить ситуацию: подставить меня под удар. Ее слова преследуют меня неотступно, как черная метка. Комитет по этике не приносит ничего, кроме обвинений и порицания.

Это было задолго до того, как родилась Обри.

Мы и потом спали вместе, одному богу ведомо зачем. Ну, наверное, и мне тоже. Кэрри всегда излучала энтузиазм. На всем заводе «СкайАэро» нет ни единого закутка, где мы не потрахались бы – по большей части там, где нас не могли застукать, хотя однажды мы занялись сексом прямо во время смены, воспользовавшись тем, как оглушительно грохотал бурав. Кэрри прямо-таки извивалась от восторга. Я не преувеличиваю, она действительно извивалась. Строго говоря, мы не нарушали никаких правил. В огромном талмуде, регулирующем поведение сотрудников на рабочем месте, нет ни слова о том, что на заводе нельзя заниматься сексом.

– Я знаю, что она умерла, – сказала Кэрри, не заметив моей резкости. Она вообще мало что замечает. Думаю, поэтому из нее и вышла неплохая начальница. Если не считать того, что она похоронила мои карьерные планы. – Даже представить не могу, каково тебе сейчас. Ты в порядке?

Она смотрит на меня с хорошо отработанной фальшивой заботой. И ее рука немедленно оказывается у меня на колене, как рак-отшельник, нашедший себе раковину.

– Я не знаю, – говорю я. – Еще не до конца осознал. Кажется, будто это все неправда.

– Понимаю. Такое потрясение. Я тоже едва могла поверить, как и остальные. Ты уверен, что в состоянии работать? Мы хотели предложить тебе взять отпуск, поговорить с отделом кадров насчет программ поддержки.

Мне всегда казалось, что корпоративные программы поддержки – для неудачников. Мне не раз доводилось отправлять туда сотрудников, и я еще ни разу не видел каких-либо заметных результатов. Одному парню, чья жена умирала от рака, они сказали жить сегодняшним днем. А ей оставалось жить меньше тридцати.

– Думаю, работа пойдет мне на пользу, – говорю я по двум причинам. Во-первых, работа дается мне легко. Во-вторых, не знаю, что я делал бы, сидя весь день дома с Обри и няней.

– Не уверена, – говорит Кэрри, перемещая руку чуть выше.

Не могу понять, проявляет ли она агрессию или просто пользуется представившейся возможностью. Или пытается проявить сочувствие. Я решаю испытать ее.

– Не хочешь выпить после работы? – спрашиваю я.

– О, конечно, Адам, – говорит она. – Я всегда готова тебя поддержать, как и все мы.

Я благодарю ее и возвращаюсь за свое рабочее место, огороженное невысокими стенами, в море других идентичных закутков. Единственная отличительная особенность моей кабинки заключается в круглом столе и двух дополнительных стульях для посетителей. Кэрри смотрит на меня через стеклянную стену, окружающую ее кабинет. Я киваю ей и жду пару секунд, пока остальные члены моей команды не начинают по очереди подходить со своими соболезнованиями и заверениями, что они, как и Кэрри, готовы меня поддержать.

Они даже не знают меня – лишь притворяются. Они смеются над моими шутками, будто я величайший комик на планете. Они выслушивают мои предложения так, будто я нашел способ первыми колонизировать Марс и при этом неплохо сэкономить. Они всегда мне улыбаются. Приносят кофе. И печенье.

Уверен, я им даже не нравлюсь. Они делают это по той же причине, по которой я сплю с Кэрри ЛаКруа.

В мою кабинку заглядывает Бен Уокер.

– Соболезную, чувак, – говорит он.