Она смотрит на меня в некотором замешательстве, пытаясь понять, издеваюсь ли я или делаю ей комплимент. В итоге она останавливается на втором варианте.
– Верно, Адам. Можно, я буду называть вас Адам?
– Это мое имя, – говорю я. – Называйте.
Я через силу улыбаюсь, хоть и мрачно. Линда смотрит на меня с притворным участием и начинает говорить.
– Фрэнк Флинн позвонил мне и сказал кое-что ужасное, – сообщает она. – По-настоящему ужасное. Я просто шокирована. До сих пор не могу оправиться. То, что он сказал, было столь невообразимо, но при этом так лживо, что я не могла не прийти к вам. Я не стала брать с собой оператора в виде исключения. Мы можем снять что-нибудь позже. Это личный разговор, приватный – только вы и я.
– Продолжайте, – говорю я, ставя чашку на стол, чтобы в полной мере прочувствовать, что наговорил обо мне Фрэнк Флинн.
Она ставит свою чашку так, будто это шахматная фигура:
– Он сказал, что ваш брак разладился.
Я даже не вздрагиваю. Позволяю ее словам повиснуть в тишине. Я хочу, чтобы она высказала все, что якобы знает про меня и Софи.
– Что вы завели любовницу, – говорит Линда наконец.
Я отпиваю глоток кофе. Мой ход. Я говорю правду.
– У меня нет любовницы.
Кэрри нельзя назвать любовницей. Это практически мастурбация.
– Фрэнк уверен, что это не так, – продолжает Линда. – Что вы с Софи давно разругались, и вы встречались с кем-то с работы.
– Если бы вы видели моих коллег, – говорю я, – вы бы поняли, что это не так.
Она явно не знает, что на это ответить. Я вновь позволяю паузе затянуться. Под ярким светом, без макияжа и фильтров ее лицо напоминает сдувающийся воздушный шарик. Когда она наклоняется, чтобы рассмотреть что-то на донышке своей чашки, я замечаю шрам от пластической операции у нее за ухом.
Пауза оказывается очень эффективной.
– Еще он сказал, что вы были на берегу, когда обнаружили тело Софи, – говорит Линда.
– Да, – отвечаю я. – Точнее, я пришел туда через пару минут, как и многие другие. Об этом написали в «Фейсбуке», который, кстати, скоро заменит репортеров.
Она хлопает ресницами и качает головой. Притворяется, что я ее задел. Я знаю, что это не так. Она каждый день заходит в «Фейсбук» и горбатится над своей страницей, боясь стать ненужной.
Она продолжает расспросы:
– Вам не кажется странным, что вы были там?
– Чего тут странного? Да, это печально. Трагично. Но я по-прежнему был в коттедже, меньше чем в миле оттуда, – говорю я. – Я получил уведомление и пошел к «осьминожьей дыре». Я не бывал там раньше, Линда, если вы намекаете на это.
Она моргает:
– Я ни на что не намекаю. Ваш тесть убежден в вашей вине, а моя работа заключается в том, чтобы выяснить правду.
– Понимаю, – говорю я, хотя прекрасно знаю, что она лжет.
Она оглядывается по сторонам с демонстративным, показным состраданием.
– Он упомянул, что вы избавились от всего, что принадлежало Софи.
Я знал, что его это сильно разозлит. Отлично, я рад. Уверен, он успел пожаловаться всем – от кассира-подростка в забегаловке до своих приятелей по гольфу.
– Это не вполне так, – говорю я.
– «Не вполне», – повторяет Линда. – Что это значит?
Я продолжаю глядеть на нее:
– Я упаковал в коробки кое-что из ее вещей. Не все – то, что могло бы пригодиться Фрэнку с Хелен и от чего я хотел избавиться. По большей части то, что было связано с ними. Я не избавлялся от всего, что принадлежало моей жене. Вовсе нет.
– Ее родители озабочены, – говорит Линда.
– Послушайте, – говорю я, – они скорбят. Я тоже скорблю. Мне нужно заботиться о дочери. Возможно, я выпил лишнего. Возможно, я сглупил. Возможно, поторопился. Но то, что я вернул им несколько семейных фотографий, которые ничего для меня не значили, и пару идиотских подарков, которые я с легкостью мог выбросить, ни о чем не говорит. Я любил Софи. Я никогда ей не изменял. Я не пытаюсь ее забыть.
Репортерша со сморщенным лицом глядит в сторону. Кажется, я смог ее убедить. Ей больше нечего сказать.
Но потом она восстает из мертвых.
– Думаю, у вас все-таки был кто-то на стороне, – говорит она. – Я много кого расспросила из ваших знакомых. Многие из них не прочь потрепать языком.
Теперь она пытается мне угрожать, и меня это раздражает.
– Думаю, вам надо уйти, – говорю я.
– Я еще не допила кофе, – говорит она, как будто это заставит меня смириться с ее присутствием еще хоть на мгновение.
– Я налью вам в термос, – говорю я.
– Линда, ваше время на исходе, – продолжаю я, ведя ее к выходу. Она оглядывается по сторонам, пытаясь найти что-то, что могло бы подтвердить слова Фрэнка, но ее усилия тщетны. Я убрал из гостиной все, что напоминало мне о Софи.
– Линда, – говорю я, – не возвращайтесь сюда.
– Я всего лишь выполняю свою работу, Адам.