Затерянные в джунглях

Быков ничего на это не сказал. Он был не в том состоянии, чтобы разговаривать на отвлеченные темы. Его мысли были заняты одной конкретной целью. Он забрался в эти дебри не для того, чтобы описать свои похождения в книге. Он шел спасать женщину, которая ему когда-то была близка. Предстояло вызволить ее из плена дикарей. Появится ли спасательная экспедиция? Нет, вряд ли. Слишком много времени прошло, а над джунглями ни разу не появились ни вертолет, ни сигнальная ракета.

Словно прочитав мысли Быкова, Морин спросила:

– Как думаешь, нас ищут?

Можно было рассказать ей о своих сомнениях. А можно было подбодрить. Второй вариант показался Быкову предпочтительнее.

– Думаю, да, – пробормотал он.

– А я – нет. – Морин легла на живот, упершись лбом в скрещенные руки. – Пато обманул меня. Он никому ничего не сообщил. Вертолетов нет. Я все время смотрю в небо.

– Мало ли где они летают, – сказал Быков. – Еще появятся.

– Не надо меня успокаивать. Я не маленькая девочка и не истеричка, как ты успел убедиться.

– Ты очень сильная и смелая, Морин. Я рад, что мы вместе. Без тебя я не дошел бы сюда.

– Теперь главное выбраться отсюда, – рассудительно заметила англичанка.

Быков с трудом принял сидячее положение:

– В этом ты права. Идти сможешь? Нужно успеть до наступления темноты.

Но, как выяснилось, топкая низина закончилась. Дальше расстилались леса. Путешественники легли спать под деревом с удивительно вкусными плодами. Позавтракали птицей, которую не добила ночью сова или какой-то другой хищник. Затем собрались и привычно двинулись вперед, решив не останавливаться до полудня. Механически переставляя ноги, Быков гнал от себя мрачные мысли о том, что все напрасно, что никуда они не дойдут, что он ничем не поможет Камиле и погубит Морин.

Помогая ему справиться с унынием, серый туман, клубившийся над джунглями, окрасился в теплый золотистый цвет, как будто кто-то раскинул над ними исполинский шатер, сотканный из парчи. Затем сырая мгла окончательно рассеялась и солнце осветило верхушки деревьев. Утренняя прохлада немедленно сменилась такой жарой, что пот выступил у путников на лбу.

Когда они углубились в лес, солнце перестало печь и зной сменился удушливой парилкой. В зеленом полумраке растопырили ветви сотни, нет, тысячи деревьев. Наверху, в кронах, было светло от солнечных лучей и слышался непрекращающийся птичий гомон, а внизу темная густая тень как будто сковала стволы и листву. В царящей тишине чудилось что-то враждебное, словно природа устроила здесь очередную ловушку. Для кого, для чего?

Стоило Быкову мысленно задать этот вопрос, как последовал ответ.

Усталые путники молча вышли на прогалину, где было множество стволов поваленных ураганом или временем деревьев. Вдруг Морин остановилась и схватила Быкова за рубашку, удерживая его на месте. Как только он взглянул в направлении, указанном спутницей, в животе у него похолодело. Быков схватился за древко копья, отполированное его ладонями.

– Не надо! – взмолилась Морин. – Ты его только разозлишь.

Она имела в виду двухметрового зверя с черными и бурыми пятнами, покрывавшими его оранжевую шкуру. Он напоминал огромного кота, затаившегося в кустах перед прыжком на зазевавшихся голубей. Его немигающие глаза были зелеными, словно подсвеченные изумруды. Морда почти лежала на передних лапах. Зад был приподнят, и мощный, пружинистый хвост ворошил листву.

Быков подумал, что вот сейчас, прямо сейчас, он умрет. Перестанет видеть, слышать, не будет ничего испытывать, желать. Его, Дмитрия Львовича, попросту не станет. Останутся вот эти влажные от сырости пальмовые листья, эти повисшие как попало лианы, этот гнилой лиственный ковер под ногами, а он исчезнет. И никаких чудес, вроде отделения души от тела и наблюдения за происходящим сверху, никаких полетов по тоннелям, никаких родственников, встречающих радостно у выхода. Мрак. Безысходность. Конец всему.

Несправедливость такого итога его пусть не самой правильной жизни ощущалась остро, как нож, вонзившийся в грудь. Освободившись от хватки Морин, Быков чуть присел на расставленных ногах и наклонил корпус вперед, готовясь встретить хищника ударом копья. Быков не собирался дешево продавать свою жизнь. Она была у него одна. По сути, ничего, кроме нее, у него не было и не могло быть.

Ягуар почувствовал настроение человека, но даже не подумал отступать. Он весь собрался в мускулистый ком, которому осталось лишь распрямиться, взвившись в воздух. Преодолевая расслабляющий ужас, Быков впился взглядом в горящие глаза ягуара. Свирепый лесной зверь разинул алую пасть. Блеснули острые желтоватые клыки, и тишину джунглей нарушил протяжный гнусавый звук, похожий на многократно усиленный стон мартовского кота.