Затерянные в смерти

– Хорошо, – сказала она и последовала за ним. Посмотрев на небо, Изабель увидела множество звезд, таких прекрасных и таких близких, что, казалось, до них можно достать рукой. – Это одно из самых потрясающих мест на земле.

Прижав ее пальцы к своим губам, Себастьян развернул ее лицом к востоку, где над горизонтом только что показалась луна. Обнявшись, они смотрели, как луна совершает свое плавное восхождение.

Два человека из самых разных времен и мест, которые нашли друг друга. Которые вместе положат конец проклятию чудом любви, которую Господь подарил человечеству.

Себастьян повел ее к скамье, похожей на ту, которые стояли вдоль стен во внутреннем дворе замка. Эта была более обшарпанной, но все же достаточно удобной, если сидеть очень близко друг к другу.

– Твои волосы настолько густые, что я не могу понять, как тебе удается держать голову прямо, – проведя рукой по ее волосам, сказал Себастьян. – Но когда я прикасаюсь к ним, кажется, что они из тончайшего шелка.

Они поцеловались, а затем еще раз.

– Расскажи мне про монастырь, Изабель.

Ее глаза наполнились слезами. Изабель зажмурилась, но кивнула, и Себастьян отстранился и сложил на груди руки, терпеливо дожидаясь ее рассказа.

Так зарождается доверие. Изабель понимала, что первый шаг должна сделать именно она. Дело было не только в мужской сущности – просто этот конкретный мужчина давно уже забыл, что такое доверие.

Закрыв глаза, Изабель мысленно представила себе монастырь, слишком огромный для нынешней небольшой общины, с его гулкими залами и постоянно раздающимся пением псалмов. Память услужливо всколыхнула ту часть ее сознания, которая стремилась стать ближе к Богу.

– Я пришла в монастырь сразу после школы. Я родом из Небраски. – Она посмотрела на Себастьяна. – Ты знаешь, где находится Небраска?

– Где-то в средней части Америки, – без особой уверенности предположил он.

– Ну да, на Среднем Западе. Мои родители владели фермой, находившейся в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта. Поэтому они направили меня в пансион для девочек, которым управлял очень прогрессивный женский монашеский орден. Когда я была на втором году обучения, мои родители умерли, и оставшиеся два года я проводила каникулы у родственников, которых это не особо радовало.

– Я очень сочувствую, хотя мне трудно представить кого-то, кто бы был тебе не рад. – Он поцеловал ее макушку. – Здесь бы такого никогда не случилось.

– Да, Кортес рассказал мне, как у вас здесь заботятся о детях, – сказала Изабель, сделав вид, будто не понимает подтекст его слов. – Ваша община производит сильное впечатление, Себастьян, но это работает лишь в небольших масштабах с просвещенным руководителем во главе.

– Да. Думаю, тут больше подошло бы слово «деспот».

Кулаком правой руки она мягко ткнула его в бок.

– Ты изо всех сил стараешься выглядеть распущенным и… – Выпрямившись, она подняла указательный палец с тем, чтобы он знал, что она говорит серьезно. – Должна сказать тебе, Себастьян, что человек, которого я стараюсь получше узнать, – это тот, которого я сегодня видела на пляже с детьми. Тот, который посадил себе на спину слепую девочку и сделал ее лидером группы. Тот, который позволил закопать себя в песок. – Сложив руки на коленях, она явно ждала его ответа.

– Да, миссис Медсестра, я знаю, что ты стараешься хорошо обо мне думать, и весьма сожалею, что вынужден объяснить столь благородной персоне: я играю с детьми только затем, чтобы, когда они вырастут, они были мне преданы; они останутся и будут служить мне, как служили их родители.

– Чепуха! Ты играешь с ними потому, что они напоминают тебе о том, о чем ты больше всего скучаешь.

Он засмеялся:

– Тебя трудно обескуражить.

– Да, это так. В своей жизни я не раз встречалась с разочарованиями.

– И одним из них была жизнь в монастыре?

– Да. – Вздохнув, она взяла его за руку. – Мне очень повезло, что мать настоятельница меня понимала. Когда меня несколько раз обвиняли в недостойном поведении, она отводила меня в сторону и успокаивала.

Изабель прислонилась головой к стене, думая о том, что сейчас сказала бы о ней мать настоятельница.

– В конце концов она помогла мне понять, что я не столько хочу быть монахиней, сколько жажду находиться в таком месте, где я могла бы испытать чувство общности, где я бы считала себя своей, чувствовала, что нужна другим, как была нужна своим родителям.

О, об этом все еще больно говорить, больно вспоминать тот день, когда она взяла единственный маленький чемодан и покинула свой второй дом. На руку ей капнула слеза, и Себастьян вытер ее пальцем.

– Мы все хотим чувствовать себя нужными.

– Думаю, да, но я искала не в том месте. В этом смысле у нас есть нечто общее, Себастьян.

Он не клюнул на эту приманку.

– И сколько ты пробыла в монастыре?