Дезмонд отпустил одеяло и подвинулся к нему ближе. Слегка обнял за плечи, стараясь не касаться шрамов, и осторожно погладил. Мальчик замер, как затравленная кошка. Потом его опять затрясло. Дезмонд взял одеяло и укутал тонкие плечи и только поверх одеяла осторожно обнял мальчишку. Тот громко всхлипнул. Он был слишком напуган. Дезмонд не представлял, что ещё может сделать. Только прижал его к себе и сидел так довольно долго. Потом мальчишка устал плакать и затих. Дезмонд погладил его по лохматому затылку.
— Ложись спать, — сказал он.
— И всё? — переспросил мальчик.
— Всё.
— Значит, это правда? То, что ты сказал хозяину Эрби?
Дезмонд вздохнул и улыбнулся, но мальчик сидел, отвернувшись, и не видел его лица.
— Конечно, нет. И не спрашивай больше. Завтра мы уедем туда, где я живу. И пока ты рядом со мной, никто тебя пальцем не тронет. Понятно?
Орландо недоумённо посмотрел на магистра. Тот за плечи опустил его на постель и подоткнул одеяло, а сам лёг рядом. Он потушил свет и уснул почти сразу. Корысуль, конечно, долго ворочался. Ему было то холодно, то жарко, и слишком тесно на одной постели с новым хозяином. Он был с мужчинами, но давно уже не спал ни с кем под одним одеялом. Наконец его копания разбудили Дезмонда. В полудреме воин сгрёб мальчишку в охапку и под тяжёлой рукой тому наконец пришлось улечься смирно. Деваться теперь было некуда, и им овладело неожиданное спокойствие. Эта большая рука сейчас не просто держала его, она взяла его за шкирку и выдернула из обычной жизни. Сопротивляться сил не было, только расслабиться и поверить.
***
Небо было прозрачным. Ветра не было. Морозный воздух искрился чистотой. Звёзды еще не растаяли в рассвете, хотя на востоке уже розовело.
Одна из звёзд — на севере, там, где метёт хвостом Большая Медведица, разрастаясь, становилась всё ярче. Наконец она перестала быть звездой, превратившись в туманный ореол зеленоватого света. Светящийся круг ещё расширился, краями уже касаясь земли и споря яркостью с неродившимся солнцем.
Четыре тени скользнули в сполохах электрических разрядов.
Копыта четырёх коней гулко ударили по каменистой земле. Все четыре жеребца были чистой вороной масти. Сильные и крупные. Всадники, под стать им, кутались в просторные плащи из чёрного шёлка.
Один из коней заржал, непривычный к режущему свету восходящего солнца, и встал на дыбы. Тот, что оседлал его, твёрдой рукой натянул поводья, ожидая, когда животное успокоится. Капюшон скользнул в сторону, и красивое лицо Ренгара скривилось в неудовольствии.
Мужчина поправил плащ и направил коня вниз. Там, в небольшой долине в стороне от широкого тракта, жались друг к другу хлипкие хижины.
Братья последовали за ним.
***
Корысуль проснулся от холода. В ощущении не было ничего нового, и он мог бы лежать так ещё долго, если бы матрас рядом с ним не промялся, и чья-то рука не затрясла его за плечо. Тут-то мальчик вспомнил, что спит на кровати, причём рядом со своим новым хозяином. Он дернулся и торопливо сел. Страх немного отступил, теперь он просто не хотел вызвать недовольство своего господина. Мужчина сидел на постели рядом с ним. В комнате горели всего две свечи, и обнажённый торс белым треугольником выступал в полумраке. В руках хозяин держал баночку с какой-то мазью.
— Доброе утро, Ори, — хозяин улыбнулся. Это было странно — слышать своё имя и пожелание доброго утра и видеть улыбку на суровом лице.
— Доброе, господин, — пробормотал мальчик и протёр глаза, — что я должен делать?
— Для начала ляг на живот, — Дезмонд чуть подвинулся, освобождая пространство, и свободной рукой стал скручивать крышку со стальной баночки.
Корысуль торопливо перевернулся и замер, стараясь не дрожать. Это было просто и понятно, и всё же немного страшно. Корысуль раздвинул ноги, готовясь к вторжению, но произошло что-то совсем не то. Пальцы, покрытые прохладным кремом, легли ему на плечо, туда, где кожа была содрана, и тело ещё горело. Орландо коротко вскрикнул, в основном от неожиданности. Дезмонд убрал руку и тыльной стороной ладони легко погладил мальчика по спине.
— Тише, — сказал он, — надо потерпеть.
Орландо только кивнул, ладонью едва заметно сжав край подушки, в которую уткнулся носом. Дезмонд отставил в сторону баночку и левой рукой отстранил длинные растрепанные волосы мальчика. Придерживая его за плечо, он стал аккуратно наносить мазь на краешек раны. Процедура длилась довольно долго, но мальчишка больше не дёргался, только белели иногда костяшки пальцев, сжимавшие наволочку. Пальцы его тоже выглядели ужасно. Костяшки были сбиты, ногти переломаны, причём два из них выдраны почти с корнем. Мизинец левой руки был странно расплющен, но Дезмонд не захотел спрашивать, как это вышло. Откровенно говоря, он просто боялся прикасаться к этим ладоням. Он не был врачом и не знал, как помочь и как не навредить.
— Садись, — сказал Дезмонд наконец, и мальчик повернулся, поднимаясь, — постой-ка, замри.