Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией

Фосетту говорили, что по берегам реки Абунан обитают индейцы пакагуара, которые, по слухам, похищают всех проходящих чужаков и уносят их в глубину леса. О двух других племенах (паринтинин, жившем севернее, и каничана, обитавшем на южных равнинах Можо) поговаривали, что они — людоеды. Один миссионер в 1781 году писал: «Когда [каничана] ловят пленников во время своих войн, они либо вечно держат их в рабстве, либо жарят их, дабы пожрать на своих пирах. Из черепов убитых они делают чаши для питья». Хотя западные люди были в свое время чересчур увлечены самой идеей людоедства (Ричард Бертон[45] вместе с некоторыми друзьями даже устраивал регулярные вечеринки — «Клуб каннибалов») и часто преувеличивали его масштабы, стремясь оправдать завоевание аборигенов, нет никаких сомнений, что некоторые амазонские племена его практиковали, будь то в ритуальных целях или из мести. Гуаяки, практиковавшие ритуальный каннибализм по отношению к умершим соплеменникам, четвертовали тела покойников бамбуковым ножом, отсекая голову и конечности от туловища. «Голову и кишки готовят по иному „рецепту“, нежели мышечные ткани или внутренние органы, — объяснял антрополог Пьер Кластр, который в начале 1960-х некоторое время изучал это племя. — Голову сначала тщательно бреют… затем варят в глиняных горшках, точно так же, как и кишки. Что касается годных в пишу мышц и внутренних органов, то их помещают на большую деревянную жаровню, под которой разведен огонь… Мясо медленно поджаривается, и жар вытапливает жир, который постепенно собирают с помощью кото [щетки]. Когда мясо считается „готовым“, его делят между всеми присутствующими. То, что не съедается на месте, оставляют в корзинах у женщин и используют в пищу на следующий день. Что касается костей, то их разламывают и высасывают из них мозг, до которого особенно лакомы женщины». Из-за пристрастия гуаяки к человеческой плоти сами они именуют себя «аче кирава» — «гуаяки, поедатели человечьего жира».

Фосетт изучал окружающий лес, высматривая индейских воинов. Амазонские племена умели выслеживать и преследовать врагов. Некоторые любили заранее оповестить о нападении, но большинство предпочитало использовать лес в качестве дополнительного прикрытия. Они разрисовывали тела и лица черным древесным углем и красным соком ягод и фруктов. Их оружие — духовые трубки и луки — разило безмолвно, не давая жертве времени убежать. Были такие племена, из-за которых лес делался особенно опасным для Фосетта и его людей: эти индейцы смазывали концы стрел смертоносным ядом пресноводных скатов и лягушек-древолазов или же использовали кусачих муравьев-солдат, чтобы затянуть свои ранения во время битвы.

Напротив, у Фосетта и его отряда не было никакого опыта жизни в джунглях. Они были, как признался Костин во время своего первого путешествия, «желторотыми новичками». Большинство — больны, истощены и голодны: идеальная добыча.

В эту ночь Фосетт и его люди находились в крайнем напряжении. Перед тем как тронуться в путь, Фосетт заставил каждого согласиться с, казалось бы, самоубийственным приказом: они не должны стрелять в индейцев ни при каких обстоятельствах. Когда в Королевском географическом обществе узнали о распоряжениях Фосетта, один из его членов, знакомый с особенностями региона, предупредил, что этот метод может «способствовать массовой расправе». Фосетт соглашался, что его подход, не опирающийся на насилие, сопряжен с «безумным риском». Однако он заявлял, что выбор такого метода продиктован не только соображениями нравственности: для небольшого отряда, который туземцы легко могут одолеть благодаря численному перевесу, это единственный способ продемонстрировать свои дружественные намерения.

И вот — потрескивал костерок, все лежали в гамаках и вслушивались в неумолкающий шум леса. Путешественники пытались распознать каждый звук: вот орех упал в реку, вот трутся друг о друга сучья деревьев, вот зудят москиты, вот ревет ягуар. Вдруг им показалось, что в джунглях все замолкло, и тут темноту прорезал какой-то скрип. Сами они не могли никого разглядеть, но знали, что их могут увидеть. «Очень неприятно все время знать, что за каждым твоим движением наблюдают, и почти совсем не видеть тех, кто за тобою следит», — писал Фосетт.

В один из таких дней лодки достигли череды порогов, лоцман вышел на берег и отправился в глубь леса, чтобы найти, где их можно обогнуть. Прошло уже много времени, но от него не было ни слуху ни духу, так что Фосетт вместе с несколькими своими людьми отправился на поиски. Они прорубались сквозь джунгли на протяжении полумили — и вдруг набрели на тело лоцмана, пронзенное сорока двумя стрелами.