Затерянный мир

– Холодно? Дождина шел, а ты ее за форточку в авоське! Можно так делать?

– Нееет!

– Вот и выкинь ее теперь.

– Жалко…

– Кого тебе жалко, придурок майский?

– Курочку жалко.

– Так она же мертвая!

– Ну и что, пусть еще полежит чуток. Ну хоть день, а потом если не оживет вдруг, я ее схороню. По христиански…

Байзель тяжело перевел дух.

– В унитазе… Она месяц уже не оживает. Как ты меня притомил, кто бы знал…

Костя, заметив в глазах наставника недобрый блеск, суетливо убежал на кухню. Сначала загремели кастрюли и банки, потом хлопнула входная дверь. Через некоторое время, подошедший к окну Байзель, наблюдал за тем, как во дворе Костя Семенко большой совковой лопатой пытается выковырять ямку посреди большой дождевой лужи. Даже сюда долетало его громкое сопение. На асфальте лежала тощая синяя курица, сжимающая в кривых когтях обломок пасхальной свечки. Байзель сплюнул и отошел от окна.

х х х

А Триполье тем временем готовилось к встрече Нового 1988 года, несмотря на довольно паскудную дождливую погоду. Депутат Пасенков притащил домой целых три елки. Но не устанавливал их, а ждал когда цены поднимутся до 30 или хотя бы 29 рублей.

Барыги Якорь и Маргулис меж тем бойко торговали той же продукцией по 25. Брали они их в местном лесу и вывезли все двадцать штук. Больше там ничего не осталось. В этом лично убедился учитель рисования Петр Иванович Рожок, пролазивший по чащобе около пяти часов.

Новоизбранный председатель месткома товарищ Ялов обещал к Новому году прислать из Города два самосвала снега, но пока безрезультатно, говорили что в Городе снега нет.

Вонилин втихую приторговывал еловыми ветками.

Бомж Кукловод продавал еловые шишки и иголки по 20 копеек стакан. Продал два – Косте Семенко и карлику Буцефалу. Причем карлик выторговал за 15, а Семенко, вздохнув отдал 25.

Теперь, похоронив курицу, так что одна лапа торчала из лужи, как немое предостережение всем пока живущим курицам, он разложил свои иголки на столе и задумчиво их рассматривал, покручивая мелкие кудряшки. Байзеля дома не было, и Косте никто не мешал. Он стал выкладывать из иголок слова и для начала сложил КОСТА и долго им любовался, потм сложил БАЙЗЕЛ и рядом с ним ДУРА, на букву К иголок не хватило, несмотря на то что он сэкономил на мягком знаке. Костя поначалу расстроился, а потом обрадовался и долго хохотал, заливаясь безудержным смехом подрастающего идиота.

Байзель пришел минут через пять. Семенко в испуге смел со стола иголки, а наставник криво усмехаясь вытащил из сумки странную штуку, похожую на костин ночной горшок, измазанный землей и песком. Сверху лежала солидная еловая шишка.

– На,– сказал Байзель,– Празднуй!

– Шо то? – спросил Костя немного встревожено.

– Это елка,– объяснил Байзель.

– Ихи-хии!… – заревел Костя в голос,– Опять ты меня обманываешь!

– Какие дела Сема!– обиделся Байзель,– говорю елка, значит елка, только маленькая еще. До праздника еще время есть, ты ее поливай, удобряй, она и вырастет.

Костины глазенки тут же разгорелись.

– Честно вырастет?

– Честно,– сказал Байзель уходя. На лестничной клетке он закрыл двери на висячий замок, было у него и такое нехитрое приспособление, а на вопрос ожидавших его на лдестнице друзей: «Шо, так его и оставишь?», ответил прямо:

– Конечно,– и видя сомнение в их глазах, пояснил,– он теперь до первого января из комнаты ни ногой. Будет, дурак. Елку выращивать.

– Хе,– ухмыльнулся Тритон,– ну ладно, пошли бухать.

И они пошли бухать.

х х х

Семенко меж тем поставил горшок на стол, засунул глубже в песок шишку и глубоко задумался. Потом из комнаты припер байзелеву подушку и напевая:

Елки-палки, елки-палки

Елки-палочки мои…

водрузил подушку поверх горшка. Подумав, убрал ее и кряхтя вылил внутрь стакан воды, перемешал получившуюся жижу пальцами и снова установил подушку на прежнее место. После этого принялся ожидать результата. Минут пять. По окончании срока ожидания, разобрал свою нехитрую конструкцию, еще какое-то время тупо смотрел в горшок, потом вернул все на место, и сходил в комнату за второй подушкой. Получилась небольшая пирамида. Костя пододвинул ее к батарее центрального отопления и лег рядом, включив погромче для веселости телевизор.

Телевизор веселости не прибавил, потому что там шел «Сельский час». Здоровые мужики в телогрейках удобряли навозом колхозное поле, на котором ничего не росло. Передача Костю тем не менее заинтересовала. Даже возникли некоторые мысли, которые по мнению Семенко должны были способствовать оптимизации процесса выращивания елки. Не долго думая, Костя снял колготки, выжал их над горшком и получилось почти как по телевизору, а где-то даже и лучше. Радостно гикая, юный земледелец восстановил подушечную пирамиду, немного потанцевал и уснул совершенно счастливый.