Читаем Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле полностью

Если известна суть игры или ее правила, игру можно выиграть. Но нам никто и никогда не рассказывал о правилах касательно окаменелостей. Поэтому, как и в покере, приходится рисковать, угадывать правила. Затем, шаг за шагом, можно надеяться довести игру до понимания того, как выиграть. Примерно так и осуществляется дешифровка. Но ученые, пытающиеся разгадать игру под названием “Жизнь”, сидят за зеленым сукном всего около четырехсот лет. А это одно мгновение в сравнении с 6 млн лет нашего – прямоходящих приматов – существования. Первые “круги” этой игры неизбежно трудны. Она неизбежно началась с кропотливого, долгого поиска закономерностей, и должна прийти к выдвижению гипотез. Путь к усвоению правил чтения геологической летописи был долгим, мучительным, извилистым. Но, как мы помним, наука, поощряющая хорошие вопросы, – это уникальная система оценки сомнений.

Глава 2

Чертов коготь

Древние чаши

В сентябре 1973 г. я неожиданно столкнулся с проблемой “затерянного мира”. Попавшийся мне на глаза фрагмент горной породы, испещренный черными и белыми завитушками, напоминал образец поп-арта. Этот булыжник нашел в 1967 г. мой коллега Роланд Голдринг, когда, выпрыгнув из “лендровера”, он открывал ворота фермы в ущелье Брачина в Южной Австралии[35]. Булыжник подпирал забор. Роланд, недолго думая, сунул его в сумку и увез в Англию, в Рединг.

К концу 1973 г. я отказался от бесперспективной карьеры в Геологической службе и в один миг изменил специальность: устроился на время лектором в Редингский университет – в то время одно из лучших мест для изучения древних отложений. Я искал серьезную проблему, чтобы заняться ее решением. В идеале, столь же серьезную, как и головоломка Дарвина: я предполагал что-нибудь сделать с “затерянным миром”.

Роланд принес мне два необычных образца породы. Первый – обломок ржаво-красного песчаника из Эдиакарских гор с дискообразными отпечатками, которые можно было счесть оставленными докембрийскими медузами. Второй – булыжник из ущелья Брачина. Тогда думали (неоправданно, как мы увидим), что Мартин Глесснер дешифровал загадочные эдиакарские “знаки” из Австралии, и я буквально ухватился за образец из ущелья Брачина. Целыми днями я вертел камень в руках, пытаясь прочитать это “письмо”.

Я разглядел в породе множество прелестных археоциат. Греческое название этих существ – Archaeocyatha – означает “древняя чаша”. Их колонии, должно быть, напоминали бурную перепалку итальянских мороженщиков, которые в пылу спора усеяли морское дно конусообразными скелетами, похожими на рожки для мороженого (рис. 2). Когда археоциат извлекают из породы винного цвета, в которой их обычно находят, молочно-белые “кубки” могут напомнить кружево или цветы, например ромашки, особенно если ваше воображение подпитывается превосходным австралийским вином.

“Древние чаши” давно занимают мысли палеонтологов. Археоциаты появились в начале кембрия – без всякой видимой причины. То есть они, как и трилобиты, – представители одной из первых в геологической летописи скелетной фауны. Затем, всего через несколько миллионов лет, археоциаты по неизвестной причине исчезли. Но занятнее всего вот что: ученые никак не могут сойтись во мнении, что за существа это были. Когда я начинал работать в этой области, кое-кто полагал, что археоциаты были родичами одноклеточных амеб или даже морских водорослей. Вторые считали, что это остатки многоклеточных, принадлежавших, возможно, к отдельному царству. Третьи связывали археоциат с самыми “примитивными” из современных животных: с губками.

Губки состоят из колоний клеток, соединившихся случайным образом и, по большому счету, не заинтересованных в симметрии. У археоциат из ущелья Брачина множество мелких пор, похожих на таковые у современных губок с Барбуды. Но археоциат отличает строгая симметрия, похожая на симметрию современных и ископаемых кораллов. И действительно, археоциаты во время своего недолгого существования проявили почти нездоровый интерес к точной геометрии, обзаведясь потрясающе аккуратными и элегантными скелетами.


Рис. 2. Томмотский переполох. Реконструированные мною окаменелости из сибирских пород, датируемых ранним кембрием (ок. 530 млн лет), расставлены примерно в порядке их появления (с 15.00 по часовой стрелке): кактусовидная ханцеллория (Chancelloria), археоциаты – дисковидный Okulitchicyathus и конический Kotuyicyathus, а также древнейший трилобит фаллотаспис (Fallotaspis), появление которого приурочено к концу томмотского яруса. Длина этих окаменелостей, как правило, составляет менее 10 см.


Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем
Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем

Эта книга предлагает по-новому взглянуть на одного из самых верных друзей и одновременно самого давнего из заклятых врагов человека: память. Вы узнаете не только о том, как работает память, но и о том, почему она несовершенна и почему на нее нельзя полностью полагаться.Элизабет Лофтус, профессор психологии, одна из самых влиятельных современных исследователей, внесшая огромный вклад в понимание реконструктивной природы человеческой памяти, делится своими наблюдениями над тем, как работает память, собранными за 40 лет ее теоретической, экспериментальной и практической деятельности.«Изменчивость человеческой памяти – это одновременно озадачивающее и досадное явление. Оно подразумевает, что наше прошлое, возможно, было вовсе не таким, каким мы его помним. Оно подрывает саму основу правды и уверенности в том, что нам известно. Нам удобнее думать, что где-то в нашем мозге лежат по-настоящему верные воспоминания, как бы глубоко они ни были спрятаны, и что они полностью соответствуют происходившим с нами событиям. К сожалению, правда состоит в том, что мы устроены иначе…»Элизабет Лофтус

Элизабет Лофтус

Научная литература / Психология / Образование и наука