Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле

Так, советские ученые достигли огромных успехов в изучении границы докембрия и кембрия. В Бристоле Алексей Розанов рассказывал с приятным русским акцентом о десятилетиях, потраченных на картирование и разведку в Сибири[42]. Советские палеонтологи сделали очень важное открытие. Они наткнулись на отложения до времени появления фаллотасписа, в которых присутствуют и иные скелетные остатки. Именно Розанов и его коллеги ввели термин “томмотский ярус” для мира (530–525 млн лет), в котором доминировала мелкораковинная фауна.

Важно отметить, что трилобиты никогда не встречались в породах столь же древних, как породы томмотского яруса. Похоже, они либо не сохранились, либо вовсе отсутствуют. Но вместо трилобитов на исторической сцене дебютировали многие другие организмы, в том числе те, которые спустя 530 млн лет живут у морских побережий. Мелкораковинная фауна томмотского яруса обычно включает фрагменты трубок червей, моллюсков, улиток и губок. Иными словами, там много организмов, похожих на встреченных мной в лагунах Барбуды. Чтобы познакомиться с ними поближе, я решил отправиться в Сибирь.

В лабиринте

Лето 1990 г., Москва. У опушки лесопарка меня остановил часовой с овчаркой на поводке. Строго кивнув, он закрыл за мной железные ворота и сообщил, что у него инструкция: сопроводить меня к зданию Палеонтологического института. Мы – я, солдат и собака – быстро прошли километра полтора, укрываемые листвой от растущего зноя московского утра. Я шел за подсказками и провожатыми, которые помогли бы мне отыскать “затерянный мир” Дарвина. Розанов и его коллеги продемонстрировали, что ответы на вопросы скрыты в береговых утесах в Сибири. Но чтобы туда попасть, мне пришлось сначала сразиться с драконами.

Мы вошли в знаменитый зал с динозаврами[43]. Напоминающий большую пещеру зал был закрыт для посетителей. Везде выключен свет, кости закрыты белым полотном. Под этой драпировкой находились некоторые из лучших скелетов динозавров, когда-либо найденных в монгольской пустыне. Белые простыни, как я вскоре узнал, указывали на экономические неурядицы. Острая нехватка денег у института привела к тому, что залы погрузились в темноту, а гигантские кости были погребены под пыльными простынями. То было действительно темное время для России.

Из-за драпировки скелеты приобрели устрашающий вид. Эффект усиливали железные петли на огромных деревянных дверях в атриуме: первые напоминали гигантские лосиные рога, вторые – клешни изготовившегося к атаке скорпиона. Но фантазии вскоре отступили на второй план, потесненные прозаическими рассуждениями о целесообразности путешествия в Сибирь в это неспокойное время. Я пересек зал юрского периода и, поднявшись по ступеням, оказался в лабиринте тускло освещенных комнат и пыльных коридоров института. Верхний коридор был узким, и слева и справа от пола до потолка на деревянных стеллажах лежали окаменелости и кости. В ящиках покоились действительно старые (примерно на 500 млн лет старше костей динозавров из Гоби) окаменелости. Ярлыки на ящиках гласили, что они собраны в Сибири, на территории между лагерями и тюрьмами. Их откололи от породы, помнившей сумрак докембрия.

Я напряженно думал. Позволит ли мне директор института Розанов увидеть некоторые из важнейших окаменелостей, которые помогут переоткрыть “затерянный мир” Дарвина? Ходили слухи, что в России находили окаменелости очень старые и очень странные. Но обладатели действительно старых и странных окаменелостей стараются спрятать их, и в этом нет ничего удивительного. Репутацию можно построить и на одном-единственном открытии неожиданного предка (например, древнейшей ископаемой рыбы). Меня тревожило и другое. Рассказывали, что в том году в Сибири была эпидемия лямблиоза. Наконец, я не был единственным, кто надеялся попасть в Сибирь: геологи со всего мира обрадовались бы редкой возможности. Поползли слухи, что топливо все труднее раздобыть. Было очевидно, что некоторые не смогут добраться до цели. Оставалось надеяться, что это буду не я.

Поскольку все еще шла холодная война, следовало приготовиться к неожиданностям. Породы могли оказаться недосягаемыми и по политическим причинам. В прошлом Розанов и его московские коллеги потратили много сил и времени на изыскания в Сибири. Они подготовили элегантную работу о крупномасштабной эволюционной радиации групп организмов у начала томмотского яруса в районе реки Алдан. Другим ученым, в основном из Новосибирска, ситуация виделась иначе. Владимир Миссаржевский и его коллеги утверждали, что они нашли разрезы и севернее Алдана (у реки Анабар), и южнее (во “Внешней” Монголии), в которых обнаружили скелеты еще более древние и относящиеся к выделенному ими же немакит-далдынскому ярусу. Вопрос обсуждался очень эмоционально: новосибирцы считали, что москвичи не уделяют должного внимания полученным ими данным. Розанов возражал, что немакит-далдынский ярус невозможно отличить от томмотского.