Читаем Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле полностью

Чарльз Лайель, карабкаясь в 1869 г. на Квинег, прекрасно помнил о проблеме отсутствия окаменелостей ниже глауконитов со следами-трубочками. Хотя в других местах в породах широко понимаемой кембрийской системы обнаружилось несколько сгустков и борозд, ни один геолог не нашел следов жизни в древнейших породах. Понятно, почему загадка казалась Дарвину “необъяснимой”: “Он [критик] может спросить – где же остатки тех бесконечно многочисленных организмов, которые, должно быть, существовали задолго до того, как отложился первый слой силурийской системы? Я могу ответить на этот вопрос лишь предположительно”[185]. Некоторые коллеги Дарвина понимали это буквально. Так, для Седжвика и Мерчисона появление в глауконите следов червей и трилобитов могло бы послужить отметкой возникновения жизни. Но формулировка (ни один геолог не нашел следы жизни в древнейших породах), как и во всякой хорошей загадке, содержит отгадку.

Отгадка связана не со следами жизни. Чтобы найти “затерянный мир”, ученым еще предстояло расширить предел видимости, отделяющий сравнительно молодой мир – как правило, видимый невооруженным глазом – от более старого “затерянного мира”, который обнаружить труднее: ведь он был и остается микроскопическим. Чтобы преодолеть разрыв, геологам пришлось применить самое ошеломляющее свое оружие – шлифованное стекло.

Чтобы увидеть эволюцию линзы, нужно на время оставить горы и отправиться в Оксфорд. В восточном конце улицы Брод-стрит стоят три внушительных палладианских здания, которые студенты каждый день охотно игнорируют по пути на лекции. Первое здание – Олд-Кларендон – напоминает римский храм с лестницей и портиком. Это здание, где напечатали миллионы Библий. Здесь Уильям Бакленд с гордостью демонстрировал свои обширные коллекции: окаменелости слева, минералы справа. И именно здесь студенты Оксфорда когда-то клялись хранить Бодлианскую библиотеку от окисления, то есть от огня. Несколько восточнее находится Шелдонианский театр. Этот театр, похожий на знаменитый “Глобус” (но в меньшей степени вентилируемый), предусмотрительно накрыт крышей, чтобы уберечь преподавателей от простуды. По соседству с театром стоит старое здание Эшмоловского музея, в котором теперь Оксфордский музей истории науки. Приподнятое над уровнем улицы здание может казаться несколько отчужденным. Лестница ведет к портику, а за ним лежит обшитый дубовыми панелями зал, где все еще пахнет деревом и воском. Здесь некогда проходили университетские собрания для представителей естественных наук, а теперь хранится коллекция старейших научных приборов, в том числе некоторые из первых шлифованных линз.

Линза является типичным продуктом научного мира и, следовательно, восходящего (все в мире самоорганизуется “снизу вверх”) мышления. В этой системе малое, например протоны, электроны и бактериальные клетки, порождает большое, например циркуляцию вод в океане, геоиды и галактики. Но чтобы увидеть в отдалении большое, нужен телескоп, а чтобы рассмотреть малое – микроскоп.

Как ни странно, непосредственно за изобретением линзы грандиозных наблюдений не последовало. Увеличительные стекла изготавливались из кварца в самой чистой форме (горный хрусталь) уже в древности. Хрустальные линзы найдены в Египте в могилах строителей пирамид (ок. 2500 г. до н. э.)[186]. От римских авторов мы знаем, что Нерон (ок. 65 г.) наблюдал за зрелищами сквозь кристалл изумруда. Однако не совсем понятно, почему эти предметы не применялись для получения ответа на более важный вопрос: каков мир вблизи? Возможно (как предположил Дэвид Хокни), знание о линзах считалось тайным и скрывалось ото всех, потому что “знание – сила”[187]. Но вероятно и то, что линзы редко встречались или были низкого качества.

Лишь после 1500 г. линзы попали в руки людям смелым и любопытным, таким как Николай Коперник, Галилео Галилей и Антони ван Левенгук. Особое значение имело здесь изобретение шлифованных линз, приведшее к оптике, микроскопам, телескопам и, следовательно, к новым методам наблюдения. К 1650 г. стали доступны станки с ножным приводом, пригодные для шлифования линз и изготовления тубусов. К 1665 г. Роберт Гук смог воспользоваться сложным микроскопом для изучения современных и ископаемых клеток. (Сам термин “клетка” также предложил Гук.) Именно он понял, что современные и ископаемые материалы связаны процессом, который мы называем фоссилизацией. Гук первым экспериментировал с фоссилизацией раковин и дерева[188].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем
Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем

Эта книга предлагает по-новому взглянуть на одного из самых верных друзей и одновременно самого давнего из заклятых врагов человека: память. Вы узнаете не только о том, как работает память, но и о том, почему она несовершенна и почему на нее нельзя полностью полагаться.Элизабет Лофтус, профессор психологии, одна из самых влиятельных современных исследователей, внесшая огромный вклад в понимание реконструктивной природы человеческой памяти, делится своими наблюдениями над тем, как работает память, собранными за 40 лет ее теоретической, экспериментальной и практической деятельности.«Изменчивость человеческой памяти – это одновременно озадачивающее и досадное явление. Оно подразумевает, что наше прошлое, возможно, было вовсе не таким, каким мы его помним. Оно подрывает саму основу правды и уверенности в том, что нам известно. Нам удобнее думать, что где-то в нашем мозге лежат по-настоящему верные воспоминания, как бы глубоко они ни были спрятаны, и что они полностью соответствуют происходившим с нами событиям. К сожалению, правда состоит в том, что мы устроены иначе…»Элизабет Лофтус

Элизабет Лофтус

Научная литература / Психология / Образование и наука