Читаем Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле полностью

Эозоон нашли в центре Канады, в слое мрамора мощностью около 500 м, перемешанном с толстыми слоями ленточного гнейса и слюдяного сланца. Сейчас известно, что мрамор представляет собой сильно сжатую и метаморфическую форму известняка. В 1864 г. этот мрамор показали Джону Уильяму Доусону из Монреаля (бывшему ученику Чарльза Лайеля). Его увлекла эта находка, он назвал ее эозооном. Доусона также заинтриговало обилие углерода (в форме графита) в породах, содержащих эозоон, и ученый предположил (для того времени обоснованно), что это обстоятельство может указывать на присутствие древней растительности. Какой именно, Доусон не знал:

Нельзя совершенно исключить возможность обнаружения в лаврентьевском граните отдельных органических тканей, принадлежавших наземным растениям, особенно если в то время существовали какие-либо растения с истинными древесными или сосудистыми тканями. Но нельзя также с уверенностью утверждать, что обнаружены такие ткани… Размышляя о крупных залежах лаврентьевского углерода и о том, что мы совершенно не знаем формы и структуры растительности, его породившей, едва ли можно справиться с разочарованием… Возможно, ни один геолог или ботаник никогда не сможет осуществить эти мечты о прошлом. Но, с другой стороны, вполне возможно, что где-то все еще есть счастливая возможность обнаружить экземпляры лаврентьевских растений с сохранившейся структурой[196].

Таким образом, порода с эозооном казалась вполне перспективной. Ее взял в оборот Уильям Логан, чтобы представить в Лондоне в Геологическом обществе. Именно там выдающийся микроскопист Уильям Карпентер был поражен кажущимся сходством между древним эозооном и некоторыми современными фораминиферами. Как и на Барбуде, фораминиферы, например гомотрема, могут иметь породообразующее значение. Одну из таких фораминифер назвали карпентарией (Carpentaria) в честь самого Карпентера. Итак, и Доусон и Карпентер видели в белых слоях мрамора скелетные остатки, которые слой за слоем образовали известняковые рифы. В этих слоях попадались включения зеленого пятнистого податливого минерала змеевика[197]. Однако произошло ужасное недоразумение: эозоон не был фораминиферой. Это даже не окаменелость.

Но эозоон, по крайней мере, пришел из глубины азойского периода, из пород, названных позднее лаврентьевскими – кристаллического фундамента современной Канады. И из северо-западной Шотландии. Теперь известно, что содержащие “эозоон” породы имеют довольно почтенный возраст: около 1,1 млрд лет или даже старше. Иными словами, они сверстники льюисских гнейсов, которые мы наблюдали рядом с Квинегом. И действительно, чуть позднее экземпляры эозоона были найдены (и проданы коллекционерам) в мраморных карьерах неподалеку от Квинега, в Лед-Бэг. И это также дает подсказку. Это мраморы кембрийского возраста, они заложены около плоскости Мойнского надвига. Порода с эозооном – порождение горы, стоящей на голове.

Хью Миллер видел эти мраморы у Инхнадамфа задолго до того, как там нашли эозоон. Лично я впервые встретился с этим причудливым мрамором чуть южнее, в Дорни. Мы картировали льюисские породы: одни из самых старых и глубоко залегающих кристаллических пород. В сентябре 1967 г., добравшись сюда, мы с удивлением рассматривали почти лунный пейзаж: бугры и озерца. Бугры – это трансформированные сланцы и льюисские гнейсы. А озерца-лохарны образовались во впадинах. К счастью геодезистов, они имели индивидуальную форму. Тони Барбер учил нас делать план местности по аэрофотоснимкам, как если бы это действительно была поверхность Луны[198].

Каждое утро мы, прихватив с собой карты, лезли по круче на жутковатое плато, сложенное из гнейсов и сланцев. Каждый день мы в тумане шли с компасом от бугра к бугру. Постепенно мы зарисовали контуры выходов породы, и из розовых, синих, зеленых и желтых фигур стало складываться нечто, что мы самонадеянно именовали геологической картой. Только тогда мы заметили нечто странное: включение зеленоватого мрамора в сверкающем гнейсе и мерцающем сланце. Это было похоже на мрамор с эозооном. И он лежал в гнейсе, как кусок масла в овсянке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем
Память. Пронзительные откровения о том, как мы запоминаем и почему забываем

Эта книга предлагает по-новому взглянуть на одного из самых верных друзей и одновременно самого давнего из заклятых врагов человека: память. Вы узнаете не только о том, как работает память, но и о том, почему она несовершенна и почему на нее нельзя полностью полагаться.Элизабет Лофтус, профессор психологии, одна из самых влиятельных современных исследователей, внесшая огромный вклад в понимание реконструктивной природы человеческой памяти, делится своими наблюдениями над тем, как работает память, собранными за 40 лет ее теоретической, экспериментальной и практической деятельности.«Изменчивость человеческой памяти – это одновременно озадачивающее и досадное явление. Оно подразумевает, что наше прошлое, возможно, было вовсе не таким, каким мы его помним. Оно подрывает саму основу правды и уверенности в том, что нам известно. Нам удобнее думать, что где-то в нашем мозге лежат по-настоящему верные воспоминания, как бы глубоко они ни были спрятаны, и что они полностью соответствуют происходившим с нами событиям. К сожалению, правда состоит в том, что мы устроены иначе…»Элизабет Лофтус

Элизабет Лофтус

Научная литература / Психология / Образование и наука