Термиты всегда строят тоннели недалеко от воды. Поэтому можно быть уверенным, что вблизи термитовых гнезд обязательно есть вода, которая, правда, иногда находится глубоко под землей. Часто водяные тоннели гнезд термитов уходят больше чем на двадцать метров в глубь земли.
У некоторых видов термитов не бывает постоянных гнезд. Они временно занимают под жилье стволы мертвых деревьев или деревянные части домов. Термиты других видов строят наземные гнезда с тоннелями под землей. Такие гнезда нередко сооружаются вокруг деревьев. В Австралии и Африке я видел гнезда термитов по пяти метров высотой. Эти пирамиды были заполнены тоннелями и помещениями самого различного назначения. Одно из помещений предназначается для короля и королевы. Королева не покидает его, пока она в состоянии откладывать яйца.
Термиты не любят света и живут в темноте. У некоторых обычных термитов отрастают крылья (такие термиты появляются в начале дождливого сезона). Через несколько дней после рождения они разлетаются и основывают новые колонии. Правда, перед этим они недолго, но энергично роятся. Бушмены используют этот период так же, как и бергдамы. Они разжигают небольшие костры. Термиты летят из темноты на свет и падают прямо в костер. Бушмены, усевшись вокруг огня, лакомятся жареными термитами. Термиты — самое вкусное блюдо после кузнечиков и медовых муравьев. Иногда бушмены собирают термитов в кожаные мешки, а затем, когда захотят, поджаривают или варят из них суй.
К вечеру опять начались приступы лихорадки, но уже более редкие. Малярия еще раз догорала в моем теле. Я беспокойно ворочался в кошмарном сне: тысячи термитов, как черные блестящие роботы, бегали по моему телу, страшно щелкая челюстями. Я вздрогнул и проснулся, весь мокрый от пота. Керосин в фонаре давно выгорел, и стояла кромешная тьма. Постепенно придя в себя, я понял, что опять поднялся ветер. Он завывал в сучьях, из которых была сплетена крыша, осыпал песком стены хижины. Натянув одеяло на голову, я погрузился в тихий, спокойный сон. Не знаю, сколько я проспал. Из глубокого забытья меня вывел громкий крик, и в то же мгновение я ощутил навалившуюся на меня тяжесть. Оцепенев от страха, я машинально высвободил руки из-под одеяла и поднял их, пытаясь защитить голову. Где-то в темноте ругался Франсуа.
Ты жив? — кричал он. — Где фонарь, будь он проклят?
На мне лежали сучья и солома. Я понял, что произошло: обрушилась хижина. По моей шее, лицу и рукам ползали термиты. Чтобы избавиться от них, я ерзал на животе по земле и пытался соскрести их со спины навалившимися на меня сучьями, но с них только сыпался мусор и новые массы термитов. Еще несколько секунд продолжалась эта неистовая возня в темноте. Мы изо всех сил старались освободиться от остатков крыши и от насекомых. К счастью, вся попадавшая на нас дрянь была до такой степени источена термитами, что легко рассыпалась. Наконец я поднялся на ноги, отыскал при неверном свете звезд машину и включил фары. Хижина лежала в развалинах. Из-под них с проклятиями вылезал Франсуа.
Песок хлестал по коже, но мы разделись донага, чтобы избавиться от жалящих насекомых. Надев чистое белье, мы просидели остаток ночи в машине, пытаясь заснуть. К утру ветер утих. Мне повезло — лихорадка почти совсем прошла. В мусоре, который остался от развалившейся хижины, не было ни одного термита! Идеально вымуштрованные, они организовали планомерное отступление в свой подземный мир.
Когда мы пришли в бушменское поселение прощаться, там были только детишки и старухи. Все остальные ушли: мужчины на охоту, женщины — собирать коренья и ягоды, гусениц и личинок. Несколько женщин возвращались от колодца с водой в скорлупе страусовых яиц. Одна слепая старуха перепугалась, услышав наши шаги, шаги людей в сапогах, но мы успокоили ее, крикнув «Морро, морро» и вложив ей в руку немного табаку. Она стерегла грудного ребенка, которого не видела, но очень трогательно поглаживала узловатыми, искривленными пальцами. Ребенок отполз от нее, она на четвереньках настигла его и взяла на руки.
Эти бушмены ведут древнюю первобытную жизнь, но без переводчика нам здесь делать было нечего, и мы направились к цели — в Самангейгей. Можно было больше не таранить кустарник — перед нами была дорога, проложенная огромными грузовиками-дизелями, курсирующими через Калахари в Мохембу (Бечуаналенд) и обратно. Правда, дорога шла по сыпучему песку, и мы делали не больше восьми километров в час. Ночь мы провели под открытым небом, под раскинувшимся над нами звездным одеялом. Проехав утром несколько часов, мы заметили трех или четырех бушменов, прятавшихся в кустах. Немного спустя мы прибыли в Самангейгей, бушменский рай. Здесь мы собирались провести четыре месяца с самым древним народом на земле.
Глава пятнадцатая
Кустарник — их дом[1]