Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

Двое рабочих с ухмылкой выдворили нашего предприимчивого посетителя со двора. Теперь широкой публике будет понятно, откуда взялась прекрасная статья на четыре колонки, называвшаяся «Сумасшедшая мечта известного ученого», с подзаголовком «Кратчайший путь в Австралию», которая появилась в «Эдвайзере» через несколько дней и чуть не довела Челленджера до инфаркта, а редактора «Эдвайзера» — до самых неприятных и опасных объяснений в его жизни. Статья представляла собой сильно приукрашенный и искаженный репортаж о приключениях Роя Перкинса, «нашего опытного военного корреспондента», и содержала такие колоритные фразы, как «этот лохматый забияка из Энмор-парка», «огороженная колючей проволокой территория, охраняемая бандой наемников с цепными псами», и, наконец: «Меня оттащили от края англо-австралийского туннеля двое головорезов, один из которых — наиболее жестокий — это человек, сменивший много профессий и в свое время известный прихлебатель из журналистской среды, а второй — зловещая фигура в странном тропическом одеянии — выдавал себя за инженера по артезианским скважинам, хотя по внешнему виду он скорее напоминал обитателя трущоб Уайтчепеля». Облив всех нас грязью, этот мошенник детально описал рельсы, ведущие в устье шахты, и зигзагообразный котлован, по которому вагончики фуникулера будут опускаться под землю. Единственным практическим неудобством, к которому привела эта вздорная статья, оказалось то, что в Саут-Даунс стало заметно больше всяких зевак и бездельников, которые сидели здесь в ожидании, пока что-нибудь произойдет. Но когда время пришло и это действительно случилось, они горько пожалели, что приехали сюда…

Мой мастер со своим лжепомощником выгрузили все мое оборудование — ловильный колокол[185], монтажную крестовину, остроконечные буры, стержни и противовес — прямо посреди двора, но Мэлоун настоял, чтобы я не обращал на это внимания, и мы как можно скорее спустились на нижний уровень. Для этого мы зашли в клеть, представляющую собой решетчатую стальную конструкцию, и в сопровождении главного инженера ринулись в земные недра. Здесь было несколько расположенных последовательно автоматических подъемников, у каждого из которых была своя станция управления, находившаяся в нише стены шахты. Двигались они с большой скоростью, и ощущения при этом скорее напоминали вертикальную езду на поезде, чем неторопливое падение, с которым у нас обычно ассоциируются английские лифты.

Поскольку клеть была решетчатой и ярко освещенной, нам были прекрасно видны пласты пород, через которые проходил туннель. Я четко различал их, пока мы пролетали мимо: сначала шли желтоватые меловые отложения, гастингские слои кофейного оттенка, а за ними — чуть более светлые ашбернхемские; далее располагались темные каменноугольные глины и, наконец, блестя в лучах электрического света, пласт за пластом показался черный как смоль сверкающий уголь, перемежавшийся полосами глины. Кое-где виднелась кирпичная кладка, но в основном стены ствола держались сами, и можно было только восхищаться тем огромным трудом и инженерным талантом, которые здесь задействованы. Ниже угольных пластов я увидел какой-то смешанный слой, напоминавший бетонную трубу, а затем мы вошли в зону обычного гранита, где кристаллики кварца блестели и переливались так, как будто темные стены усыпаны бриллиантовой пылью. Мы опускались все ниже и ниже, в глубины, куда человек ранее еще никогда не проникал. Расцветка этих древних напластований постоянно менялась и была совершенно удивительной; я никогда не забуду широкий пояс розового полевого шпата[186], неожиданно засиявший перед нами в свете мощных ламп неземной красотой. Мы проходили отрезок за отрезком, пересаживались с одного подъемника в другой, а воздух становился все более горячим и удушливым; даже в наших легких шелковых одеждах стало невыносимо жарко, пот катил с нас градом, стекая в тапочки с резиновой подошвой. Наконец, когда я уже думал, что мне этого больше не выдержать, наш последний подъемник остановился и мы вышли на круглую площадку, вырезанную в скале. При этом я заметил, как Мэлоун бросил странный подозрительный взгляд на окружавшие нас стены. Если бы я не знал его как человека чрезвычайно смелого, я мог бы подумать, что он сильно нервничает.

— Все это выглядит довольно странно, — сказал главный инженер, проводя рукой по поверхности скалы. Затем он поднес руку к свету и показал, что на ней блестит какой-то слизистый налет. — Здесь внизу все постоянно дрожит и трясется. Ума не приложу, с чем это может быть связано. Профессор, похоже, всем этим очень доволен, но я с таким никогда раньше не сталкивался.

— Должен сказать, что я, например, четко вижу, как подрагивает эта стена, — сказал Мэлоун. — В прошлый раз мы устанавливали эти поперечные балки для твоего бура, и когда я крепил опоры к стене, она буквально вздрагивала при каждом ударе. Во всем Лондоне теорию нашего старика считают полным абсурдом, но здесь, на глубине восьми миль, я бы не отвергал ее столь уж категорично.