Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

Мне пришлось признаться в своем полном и унизительном незнании предмета обсуждения. Например, что это за фраунгоферовы линии? Мак-Ардл, который только что изучал этот вопрос при содействии нашего научного консультанта, взял со своего стола две многоцветные полоски спектра, отдаленно напоминающие ленты на шляпке какой-нибудь молодой и честолюбивой поклонницы крикета. Затем он показал мне черные линии, вертикально разграничивающие непрерывную яркую полосу, изменявшую свой цвет от красного на одном конце до фиолетового на другом через все оттенки оранжевого, желтого, зеленого, голубого и синего.

— Вот эти черные полоски и есть фраунгоферовы линии, — сказал Мак-Ардл. — Вместе эти цвета образуют «белый» свет. Любой свет, пропущенный через призму, разложится на одни и те же цвета. Они нам ни о чем не говорят. Дело только в этих линиях, поскольку они изменяются в зависимости от того, что является источником света. Именно эти линии на этой неделе стали не четкими, как раньше, а размытыми, и все астрономы принялись горячо обсуждать возможные причины этого. Вот фотография таких размытых линий для нашего завтрашнего номера. Пока что общественность не проявила интереса к этому вопросу, но, думаю, письмо Челленджера в «Таймс» заставит ее проснуться.

— А причем здесь то, что случилось на Суматре?

— Ну, связь между размытыми линиями спектра и заболевшим аборигеном на Суматре очень натянута. И все-таки старина Челленджер раньше уже доказывал нам, что он знает, о чем говорит. Несомненно, там появилась какая-то странная болезнь, а сегодня из Сингапура пришла телеграмма о том, что в Зондском проливе не работает ни один маяк, и о двух кораблях, севших по этой причине на мель. Так или иначе, было бы хорошо взять у профессора интервью по этому поводу. Если удастся узнать что-то определенное, к понедельнику нужно будет подготовить статью.

Я как раз выходил из кабинета редактора отдела новостей, прокручивая в голове свое новое задание, когда услышал, что меня зовут из приемной на нижнем этаже. Там дожидался курьер с телеграфа, который принес телеграмму из моего дома в Стритхэме. Она была от того самого человека, о котором мы только что говорили. Вот что он писал:

«Мэлоун, Хилл-стрит, 17, Стритхэм. — Привезите кислород. — Челленджер».

«Привезите кислород»! Профессор, на моей памяти, всегда обладал весьма тяжеловесным чувством юмора, и оно, как правило, с трудом воспринималось окружающими. Возможно, это была одна из тех шуток, которые самого Челленджера доводили до гомерического хохота[139], когда он, зажмурив глаза, широко открыв рот и потрясая своей бородой, переставал воспринимать окружающее, даже если дело касалось самых серьезных вещей. Я еще раз перечитал загадочные слова, но мне так и не удалось увидеть в них что-то, хоть отдаленно напоминающее шутку. Тогда это, конечно, была просто лаконичная просьба, хотя и очень странная. Челленджер был последним человеком во всем мире, обдуманное указание которого я посмел бы не выполнить. Возможно, речь шла о каком-либо химическом опыте, а возможно… В общем, мне ни к чему было задумываться над тем, зачем профессору понадобился кислород. Я просто должен был его привезти. У меня оставалось около часа до поезда, уходящего с вокзала Виктория. Я поймал такси и, следуя по адресу, найденному в телефонном справочнике, поехал на Оксфорд-стрит в компанию «Оксиджен тьюб сепплай».

Выйдя из такси возле здания компании, я увидел у дверей двух молодых людей, которые вынесли железный цилиндр и не без труда погрузили его в ожидавшую машину. За ними по пятам шел пожилой человек, который ругался скрипучим язвительным голосом и указывал, что и как им делать. Затем он обернулся ко мне. Строгие черты лица и козлиная бородка — я не мог ошибиться, это был мой давний приятель, своенравный профессор Саммерли.

— Что! — вскрикнул он. — Только не говорите мне, что он и вам прислал эту нелепейшую телеграмму с просьбой привезти кислород!

Я показал ему бланк.

— Что сказать! Я тоже получил такую же, и, как видите, хоть и очень неохотно, но решил сделать то, что там написано. Наш старый друг, как всегда, абсолютно невыносим. Необходимость в кислороде не может быть столь срочной, чтобы он исчерпал все традиционные возможности и покусился на время тех, кто на самом деле более занят, чем он сам. Почему он не мог заказать это напрямую?

Я мог только высказать предположение, что Челленджер хотел получить кислород немедленно.

— Или думал, что хочет, а это уже совсем другое дело. Но теперь вам ни к чему покупать кислород, учитывая, какой у меня запас.

— И все-таки Челленджер, похоже, почему-то хотел, чтобы мы оба привезли его. Правильнее будет, если я в точности выполню его указания.

Несмотря на ворчание и возражения Саммерли, я заказал еще один баллон, который погрузили в машину вместе с предыдущим, поскольку профессор предложил подвезти меня на вокзал.