Затерянный мир (сборник)

Индейцы и метисы переносили освобожденные от лишней тяжести челны. Вдоль обоих берегов простирались девственные леса. Через такой лес пробираться все-таки легче, чем через дебри, образуемые вторичной порослью. Мне никогда не забыть ощущения торжественной тайны, заполнявшей эту чащобу. Высота и толщина стволов превосходила любое самое фантастическое представление о размерах дерева, на которое способно сознание городского человека. К небесам вздымались грандиозные, покрытые корой колонны, где на невообразимой высоте, так, что с земли уже плохо можно было что-либо различить, расходились в стороны и вверх мощными ветвями, несущими тяжесть темно-зеленой листвы. Каждая пара соприкасающихся крон образовывала живой свод, напоминающий потолок готического собора. Сквозь узкие просветы кое-где пробивались одинокие тонкие ослепительно золотистые лучи солнца, еще больше подчеркивая царящий повсюду величественно-таинственный полумрак. В этом поистине сказочном царстве нами невольно овладел благоговейный трепет, — мы двигались молча, боясь нарушить первозданную тишину. Даже скупые фразы, которыми профессор Челленджер направлял движение, он произносил теперь почти шепотом.

Необыкновенное богатство растительного мира побуждало меня признаться перед собой в полном невежестве в вопросах ботаники. Я не мог правильно назвать ни одного дерева, ни одного кустика или цветка. Зато уж ученые мужи всласть отводили душу. Они то и дело щеголяли перед всеми и особенно друг перед другом, находя редкие подвиды кедров, тутовой шелковицы, красного дерева. При этом каждый образец они немедленно обзывали каким-то ничего не значившими для меня, а уж тем более для индейцев и метисам латинскими терминами. Бледные орхидеи, разноцветные прилепившиеся к темным стволам лишайники; там и сям случайный солнечный луч озарял золотистую алламанду, алые созвездия растущей пучками таксонии, ультрамариновой ипомеии. Все походило на сказку. В лесном царстве растение может выжить, только, если ему удастся, пробив тьму, вытянуться к свету. Поэтому все маленькие и слабые побеги стремятся зацепиться за более сильных собратьев и вместе с ними карабкаться вверх к солнцу. Вьющиеся виды здесь достигают исполинских размеров. Я видел например лианы толщиной со старую европейскую сосну. К тому же обычные растения, такие как крапива, или жасмин, непостижимым образом здесь обретают свойства вьющихся видов. Цепляясь за стволы кедров, они тянуться к свету, взбираясь на невозможную высоту. На нижнем этаже этого лесного мира почти не встречалось животных, зато незатихающий шорох и треск ветвей над головами свидетельствовали о том, что там вверху в изобилии обитают змеи, обезьяны, ленивцы, птицы. Сейчас они, наверное с удивлением, разглядывали непонятную группу двуногих существ, вяло передвигавшихся где-то очень далеко внизу. По утрам и вечерам тишину нарушали мощные вопли обезьян ревунов и пронзительное смешанное с писком щелканье длиннохвостых попугаев. В жаркие часы голоса животных смолкали, до слуха доносился лишь монотонный глуховатый звон насекомых. Он чем-то напоминал шум отдаленного морского прибоя. Однажды попался какой-то косолапый неуклюжий зверь: то ли муравьед, то ли небольшой медведь. Увидев нас он не выказывая ни страха ни агрессии, как-то лениво заковылял в кусты. Пожалуй, это был первый наземный зверь, увиденный нами в величественных амазонских джунглях.

Тем не менее, ощущались признаки того, что где-то неподалеку обитают не только животные, но даже люди. Когда на третий день пути, в очередной раз обойдя лесом речные пороги, мы снова заняли места в челноках, откуда-то послышались приглушенные расстоянием размноженные многократным эхо ритмичные узоры барабанной дроби. Ее монотонная однообразная тирада внезапно наполнила утренний воздух каким-то тревожным смыслом. Наши челны шли гуськом всего в нескольких ярдах один за другим. Индейцы замерли, словно превратясь в бронзовые статуи. Их лица, казалось, оцепенели. В тихом ужасе они прислушивались к отдаленным звукам.

— Что это? — спросил я.

— Барабаны, — небрежно ответил лорд Джон. — Сигнал войны. Я уже это когда-то слышал.

— Да, сэр, сигнал войны, — сказал метис Гомес, — дикие индейские племена — очень жестокий народ. Они следят за нами с самого начала, с того момента, как мы покинули деревню. Они убьют нас, если настигнут.

— Как же они смогли нас выследить? — спросил я, пытаясь просверлить глазами непроглядную чащу. Метис пожал плечами.

— Индейцы все знают. У них свои способы. Они следят за нами. Их барабаны говорят: «Если сможем, то убьем».

В тот день около полудня (согласно моему карманному дневнику это произошло восемнадцатого августа во вторник), мы услышали дробь, по меньшей мере, шести или семи барабанов, доносившуюся из разных мест. Порой она ускорялась, порой замедлялась, иногда звучала вопросом, иногда ответом. С востока неслось стрекочущее стаккато, и после паузы с севера звучали глубокие медленные удары, напоминавшие колокольный звон литавр.

Бум-бом, бум-бом