Здесь заканчиваются мои заметки, сделанные в то страшное время. Отсюда события понеслись с мучительной быстротой, так что я не все успевал заносить в свой блокнот. Однако, все они в мельчайших деталях запечатлелись в моей памяти.
В горле у меня запершило. Я вскинул глаза, посмотрел на кислородные баллоны и вздрогнул от испуга. Песок часов нашей жизни стремительно вытекал. Оказывается, я так крепко спал, что даже не услышал, как профессор Челленджер открыл клапан четвертого бал-лона. Теперь кислород заканчивался и в нем. С ужасом я почувствовал, что начинаю задыхаться. Я бросился к стене и начал открывать клапан последнего баллона. В этот момент меня пронзила мысль, что стоит мне только отдернуть руки, и все смогут спокойно и безболезненно уснуть. Я начал потихоньку отпускать клапан, но желанию моему не суждено было сбыться.
– Джордж, Джордж, я задыхаюсь, – послышался умоляющий голос миссис Челленджер. В ту же секунду все заерзали на своих креслах, а лорд Джон успел вскочить.
– Не волнуйтесь, – прокричал я в ответ. – Сейчас все пройдет, я уже открыл клапан.
Посмотрев на Челленджера, я не смог сдержать улыбки. Проснувшись, он тер глаза громадными волосатыми кулачищами, словно большой бородатый ребенок. Саммерли, поняв, что с ним могло произойти, затрясся от страха. Пожалуй, впервые с того момента, как я узнал его, профессор поднялся над стоицизмом науки, проявив простые человеческие качества. Лорд Джон был хладнокровен и собран, словно перед утренней охотой.
– Значит, пятый говорите и последний. Ну, ладно, – бесстрастно произнес лорд Джон, оглядев баллон. – Кстати, юноша, на коленях у вас я вижу бумагу. – Я скромно потупился. – Полагаю, что вы заносите туда свои впечатления. Только не отказывайтесь.
– Да так, – пожал я плечами. – Некоторые заметки, чтобы только убить время.
– Другого я и не ожидал, на такое способен только ирландец. Однако, вам придется долго ждать своего читателя. Сейчас наш меньший брат амеба еще неграмотен, а подрастет он нескоро. Вижу, вас это не отчаивает. Итак, герр профессор, каковы наши виды на будущее?
Челленджер подошел к окну и посмотрел на залитый туманом пейзаж. Лесистые холмы были похожи на конические острова, выступающие из пушистого моря.
– Весь мир будто в саване, – проговорила, входя к нам, миссис Челленджер. Она была в домашнем халате. – Как там поется в твоей любимой песенке, Джордж? «Отпоем старое, воспоем новое». Звучит пророчески. О, да вы же все продрогли, мои дорогие друзья. Конечно, в то время, как я всю ночь нежилась под одеялом, вы мерзли в креслах. Ничего, сейчас я вас согрею.
Славная мужественная женщина захлопотала, вскоре послышался свист чайника и миссис Челленджер снова появилась в комнате уже с подносом, на котором стояли пять чашек с дымящимся какао.
– Выпейте-ка вот это, – сказала миссис Челленджер, – и вам сразу станет лучше.
Какао было прекрасное и мы действительно почувствовали себя лучше. Спросив разрешения, мы закурили. Профессор Челленджер зажег свою трубку, мы с лордом Джоном взяли по сигарете. Никотин укрепил наши нервы, но табачный дым ухудшил воздух в комнате на-столько, что Челленджер был вынужден открыть вытяжку.
– Вы не ответили мне, профессор, – снова спросил лорд Джон. – Сколько нам осталось?
Профессор неуверенно пожал плечами.
– Думаю часа три, не больше, – произнес он.
– Ты знаешь, дорогой, – заговорила миссис Челленджер, – сначала мне было страшно, но чем ближе этот час, тем спокойнее мне становится. Думаю, все пройдет очень легко. Как ты думаешь, Джордж, не помолиться ли нам?
– Как хочешь, дорогая. Можешь помолиться, – ответил профессор неожиданно тихим нежным голосом. – Все мы будем молиться, только каждый по-своему. Лично я с радостью приму все, что мне ниспослано судьбой. Да, я покину этот мир с легким сердцем. Наверное, такое отношение к смерти – один из немногих случаев, где высшая наука сливается с высшей верой.
– Я затруднюсь сказать, что отношусь к нашему будущему с таким же умиротворением, как и вы, – проворчал Саммерли. – А уж тем более я не испытываю никакой радости. Я просто сдаюсь, поскольку ничего другого мне не остается. Признаюсь честно, что предпочел бы пожить еще годок-другой, ведь я так и не закончил классификацию ископаемых мелового периода.
– Что значит ваша незавершенная работка по сравнению с той громадой, что я вложил в свой монументальный труд «Лестница» жизни», тем более, что он так и не продвинулся дальше первой ступени? – напыщенно произнес Челленджер. – Мой гигантский ум, колоссальная начитанность, наконец, бесценный опыт, то есть все, чем я владею, должно было сконцентрироваться в моей эпохальной работе. И все равно я радуюсь.
– Предполагаю, что у всех нас остаются незавершенные дела, – сказал лорд Джон. – Ну, молодой человек, говорите, что вы не успели свершить?
– Я работал над книгой стихов, – кротко ответил я.
– О, мир удачно избежал ее. Вот видите, из всякой, даже самой безнадежной ситуации можно найти выход, нужно только немножко постараться.
– Ну а вы-то что оставляете за собой? – спросил я.
– Так получилось, что я уладил все свои дела и теперь готов ко всему. Правда, я обещал Меривалю съездить с ним весной на Тибет поохотиться на барса. Да. Полагаю, что тяжелее всего вам, миссис Челленджер, ведь вы совсем недавно отстроили этот дом. Славное уютное гнездышко.
– Мой дом там, где Джордж. Но вы правы, я многое бы отдала за одну-единственную, последнюю прогулку по росистой утренней лужайке. С каким бы удовольствием я бы вдохнула глоток чистого воздуха, – мечтательно произнесла миссис Челленджер.
Услышав ее слова, мы все погрустнели. Солнечные лучи прорвали густую пелену тумана и начали заливать равнину ярким радостным светом. Сидя в удушающей атмосфере, в комнате, закупоренной, словно пробирка, мы смотрели на открывающийся за окном величественный прекрасный вид. Он казался нам воплощением сказочной красоты. Миссис Челленджер умоляюще простерла руки к окну. Сдвинув кресла, мы полукругом сели возле него. Запас кислорода заканчивался, приближался конец. Мне показалось, что нас, последних из рода человеческого, начинает накрывать зловещая тень смерти. Я почти физически ощутил, как вокруг нас начинает опускаться плотный занавес.
– Кажется, в этом баллоне кислорода меньше, чем в остальных, – прохрипел лорд Джон, жадно хватая воздух.
– Да, содержащийся в баллоне газ – величина переменная, – пояснил профессор Челленджер. – Количество его зависит от давления и добросовестности работника, заполняющего баллон. Я склонен согласиться с лордом Рокстоном, этот баллон заполнен без должной аккуратности.
– Стало быть, у нас украли час жизни, – горько заметил Саммерли. – Еще один прекрасный пример, подтверждающий сколь подл, корыстен и жалок был мир, в котором мы жили. Однако, Челленджер, уж коли вы так жаждали изучить субъективные феномены физического распада, так приступайте. Ваше время пришло.
Профессор Челленджер обратился к жене.
– Сядь на скамеечку у ног моих, дорогая, и дай мне свою руку. Полагаю, друзья мои, что продолжать наши мучения неразумно. Здесь слишком мерзко. Ты согласна со мной, любовь моя?
Миссис Челленджер застонала и уткнулась в колени профессора.
– Мне не раз доводилось видеть, как люди зимой купаются в прудах. Лучше всех приходится тем, кто входит в воду первыми. Они уже плавают, а двое-трое человек еще продолжают трястись на берегу и страшно завидуют им. А последнему хуже всего. Я за то, чтобы не канителиться, а прыгать сразу.
– Вы полагаете, что нужно открыть окно и вдохнуть яд?
– Это, по крайней мере, лучше, чем сидеть здесь и задыхаться.
Саммерли с видимой неохотой согласно кивнул и протянул руку Челленджеру.
– В прошлом мы с вами частенько ссорились, но давайте забудем о наших разногласиях, – проговорил он. – Я уверен, в глубине души мы уважали и любили друг друга. Прощайте.
– Прощайте, юноша, – сказал лорд Джон. – Ну и здорово же вы заделали окно, не откроешь.
Челленджер наклонился и, приподняв жену, прижал ее к своей груди. Она обхватила его могучую шею.
– Мелоун, подайте-ка мне вон тот полевой бинокль, – спокойно попросил Челленджер.
Я выполнил его просьбу.
– Мы вновь предаем себя в руки силы, создавшей нас, – прогремел голос профессора и с этими словами он швырнул бинокль в окно.
Не успели отзвенеть рассыпавшиеся по полу осколки, как в лица наши ударил сильный порыв ветра. Остолбенело мы вдыхали свежий, благодатный аромат раннего утра.
Сколько мы просидели так, не шевелясь, сказать не берусь. Помню, что первым затянувшееся молчание нарушил профессор.
– Ура! Мы снова находимся в нормальных условиях, – воскликнул он. – Земля пролетела сквозь ядовитый пояс, но из всего человечества в живых на планете остались одни мы.