По виду и настроению приплывших на челноках индейцев стало понятно, что они собрались в военный поход. Все были вооружены луками и копьями, представлявшими бамбуковые стержни с костяными наконечниками. У многих за спиной висели каменные топоры и тяжелые дубины. То и дело бросая полные ненависти взгляды на джунгли, откуда мы пришли, они переговаривались, часто повторяя слово «дода». Индейцы отправились в поход с тем, чтобы спасти своих товарищей, среди которых был сын их пожилого вождя, или, если не удастся, то хотя бы отомстить за их смерть.
Сейчас они, рассевшись широким кругом на прибрежном песке, вели военный совет. А мы, устроившись на теплых базальтовых глыбах, за ними наблюдали. Их насчитывалось человек четыреста. Вся пологая часть побережья была усеяна их лодками.
Кто-то один, поднявшись на камень, громко говорил, а остальные с большим вниманием слушали. После того, как выступили два-три оратора на камень поднялся молодой вождь и произнес яркую речь, сопровождая ее столь выразительными жестами, что мы, не зная языка, почти все поняли. Вот, что он сказал:
– Сейчас нет смысла возвращаться домой. Рано, или поздно нам предстоит решительная схватка с врагами. Они убили наших людей. Мне посчастливилось остаться в живых, но наши товарищи погибли, – и это в любой день может случится с каждым. Мы сейчас все в сборе и готовы к битве.
Здесь он указал на нас.
– Эти чужеземцы – наши друзья. Они – храбрые воины и ненавидят обезьянолюдей не меньше, чем их ненавидим мы. Нашим друзьям подчиняются, – тут он вознес руку к небесам, – гром и молния. Когда еще представится такой благоприятный случай? Пойдемте же на врага и либо умрем, либо завоюем свободную жизнь для себя и для наших детей. Без этого нам будет стыдно возвращаться к нашим женщинам.
Маленькие краснокожие воины, затаив дыхание, слушали речь молодого вождя, а когда он закончил, воздух заполнили их мощные радостные крики. Они подбрасывали вверх копья и луки в знак единодушного согласия следовать за своими вожаками. Пожилой вождь подошел к лорду Джону и последовательно произвел несколько жестов. Вначале он показал на лес, потом на индейцев, затем, перебирая двумя пальцами и двигая кистью в направлении к лесу, обозначил, что они решили туда идти. Потом он, указывая взглядом на нас, словно сгреб воздух обеими руками и, внезапно их опустив, вопросительно посмотрел в глаза лорду Джону. Он хотел знать пойдем мы с ними, или нет.
Рокстон молчал, пораженный удивительным красноречием своего собеседника. Поняв его молчание как знак нерешительности или непонимания, вождь оскалили зубы и зарычал, подражая обезьяне, а затем ребром ладони постучал себя по шее и опять вопросительно посмотрел на лорда Джона. Лорд Джон показал на нас, на себя, а потом на свой рот, давая вождю понять, что тот должен подождать, пока мы посовещаемся.
– Ну что же, пусть каждый решает сам, – сказал Рокстон, обращаясь к нам. – Лично я не прочь свести счеты с этими обезьяньими рожами, и, если после боя они совершенно исчезнут с земной поверхности, не велика потеря. Я пойду бок о бок с краснокожими ребятами и буду стоять с ними до конца. Ну, а как вы, молодой человек?
– Конечно, я тоже пойду.
– А вы, Челленджер?
– Да. Можете на меня рассчитывать.
– А вы, Саммерли?
– Похоже, мы сильно уклоняемся от цели нашей экспедиции, лорд Джон. Уверяю вас, что не для того я оставил профессорскую кафедру в Лондоне, чтобы возглавить войну краснокожих троглодитов против человекообразных обезьян.
– До чего же низко мы пали! Не так ли, профессор, – улыбнулся лорд Джон, – но ничего не поделаешь, – надо. Итак, каков ваш ответ?
– Вы затеваете очень сомнительное предприятие, – Саммерли стоял на своем, сколько хватало сил, – но если вы все так решили, я не смогу остаться в стороне.
– Ну что же, значит решено, – сказал лорд Джон и, повернувшись к вождю краснокожих, утвердительно покачал головой и пошлепал ладонью по стволу своей винтовки.
Старик пожал каждому из нас руку, а его бойцы приветствовали наш военный договор радостными криками. Дело приближалось к вечеру, – выступать в поход немедленно было поздно, и потому индейцы на скорую руку разбили лагерь и разожгли множество костров. Несколько человек отправились в джунгли и через какое-то время вернулись, подгоняя впереди себя молодого игуанодона. Как и других у приведенного животного на плече стояло асфальтовой пятно. Лишь теперь, когда вышел человек, который вел себя по отношению к игуанодону, как его владелец, и дал согласие мясникам на его заклание, мы наконец поняли, что эти громадные существа выполняли здесь роль домашней скотины, а асфальтовые бляшки, так долго мучившие наше любопытство, были ничем иным, как клеймами их хозяев. С неуклюжим беспомощным травоядным, наделенным огромным туловищем и маленьким мозгом, легко справлялись даже дети. В несколько минут игуанодон был забит, и его туша, разделанная на много кусков, жарилась на кострах вместе с большими рыбинами из семейства ганоидов, которых индейцы наловили в озере, орудуя копьями, как острогой.