Мимо меня с чудовищным ревом пронесся рыжешерстый гигант. Грудь и живот его были утыканы частоколом стрел, напоминавшим спину дикобраза. Я пожалел его и выстрелил, – он упал в кусты алоэ, сраженный наповал. Но больше спускать курок мне не пришлось. Атака обезьян была направлена в самый центр вооруженных сил туземцев, и те легко ее отбили. При этом все обезьяны, участвовавшие в этом броске, погибли.
Но совсем по-другому пошло дело, когда мы вошли в лес. Здесь немедленно почувствовалось превосходство обезьян. Бой продолжался уже более часа, и иногда мне казалось, что мы – обречены. Неожиданно появляясь из разных укрытий, обезьяны крушили индейцев огромными дубинами, одним махом укладывая по два-три человека, не давая им времени схватиться за оружие. Вдруг я вскрикнул от ужаса, увидя, как над Саммерли нависла громадная дубина. Я прицелился, но оказалось поздно, – дубина рухнула, раздробив в щепки винтовку профессора. Следующим ударом мохнатый верзила хотел размозжить Саммерли голову. Но вовремя подоспевший индеец пронзил нападавшего копьем. Обезьяны, взобравшись на деревья, обстреливали нас сверху камнями и толстыми, как поленья, ветками. Иногда они спрыгивали в самую гущу боя, затевая дикую, кровавую свалку, и дрались до последнего дыхания. В какой-то момент индейцы дрогнули и пустились наутек, но старый вождь сумел их остановить и, встав во главе отряда, опять повести в атаку. Их стремительные действия, подкрепленные огнем наших винтовок, на сей раз склонили чашу судьбы сражения в нашу пользу. Саммерли оказался обезоружен. Но я неустанно выпускал пулю за пулей, а с правого фланга тоже звучали непрерывные залпы. И наконец, настал долгожданный час. Обезьян охватила паника. Неистово воя от страха, они кинулись врассыпную, а индейцы с воплями триумфа бросились за ними вдогонку.
Важность победы в этом сражении невозможно переоценить. Отныне человек должен стать полновластным хозяином плато, а человекозверь раз и навсегда ему подчинится.
Как ни старались побежденные спастись бегством, ничто не могло им помочь уйти от возмездия. Лес то и дело оглашался звоном тетивы, победными криками туземцев и тупыми ударами падающих с деревьев тел. Я бежал вслед за победителями, когда, подойдя справа, со мной поравнялся лорд Джон и Челленджер. Несколько минут спустя, подоспел запыхавшийся Саммерли.
– Ну что же, теперь дело в шляпе, – сказал Рокстон. – Заключительную фазу операции надо предоставить туземцам. Зрелище, я вам скажу, будет не для слабонервных. Чем меньше увидим, тем лучше будем спать.
Глаза Челленджера горели азартным огнем. По-наполеоновски засунув ладонь за лохмотья, бывшие некогда бортом пиджака, он прохаживался взад-вперед и торжественно вещал:
– На нашу долю, джентльмены, выпало редкое счастье присутствовать при решающей битве; битве призванной определить дальнейшую судьбу мировой истории. Давайте же подумаем, друзья мои, что представляет собой победа в какой-нибудь межгосударственной войне. Да ничего существенного. Рано или поздно все «возвращается на круги своя» и опять все идет по старому: те же войны, те же так называемые «победы» и «поражения».
Совсем, однако, другое дело, когда пещерному человеку вдруг удалось одержать победу над тиграми, или, когда слон впервые понял, что у него есть двуногий хозяин, которому он должен подчиняться и на которого впредь будет работать. Именно такую битву нам сегодня посчастливилось наблюдать. В ней была одержана великая победа. Отныне и навсегда хозяин на этом плато человек.
Вот уж не устанешь удивляться Челленджеру. До чего раскованное нужно иметь сознание, чтобы, наблюдая жестокую кровавую бойню, суметь в ней разглядеть оправдывающие ее мотивы.
Продвигаясь по лесу, мы то и дело встречали пронзенные копьями и стрелами индейцев трупы обезьян. Там и здесь валялись изуродованные человеческие тела; – в этих местах недавно шли особо жаркие схватки, – враг дорого продавал свою жизнь. Мы держали направление по не утихавшим впереди человеческим крикам и звериному реву. Обезьяны были оттеснены к их городу, – там у них оставался последний резерв. Но и это им не помогло. Мы пришли как раз к заключительному эпизоду. На ту самую площадку у обрыва, с которой два дня назад едва не был сброшен Саммерли, туземцы выгнали сотню обезьян. Все произошло в мгновение ока. Около сорока зверей индейцы закололи копьями, а остальные, несмотря на отчаянное сопротивление, были сброшены в пропасть, где на глубине шестисот футов под обрывом и нашли свою смерть, напоровшись на бамбук, разделив таким образом судьбу своих прежних жертв.
Челленджер был прав. Отныне на земле Мейпла Уайта властелином становился человек. Самцы обезьянолюдей были поголовно истреблены, а самки с детенышами угнаны в неволю. Вековая вражда между человеком и зверем, напоследок разыграв впечатляющую кровавую драму, навсегда завершилась.
Нам эта победа предоставила возможность вернуться к старому лагерю, чтобы унести оставшиеся там вещи и повидаться с Замбо.