Затерянный остров

Соглашаясь, Уильям отметил про себя, что от кого-кого, а от Марджери он никак не ожидал столь эмоционального порыва.

— Нам тут не место. Это не наш дом. Вся здешняя легкость и беззаботность лишь видимость, а за ней таится что-то жуткое и жестокое, тогда как в Англии, наоборот, при внешней холодности и жесткости все милы, добры, и никто тебя не обидит. Таитяне, с которыми все так носятся… Нет, они неплохие, теперь-то я их достаточно знаю, и мне жаль даже, что они загадочным образом вырождаются. И тем не менее они раздражают, как большие смуглые младенцы, которые только и умеют, что играть, смеяться или плакать. Эти девушки — о, да, я в курсе, как отзываются о них мужчины, только все это ерунда, матросские байки. Любая порядочная белая женщина стоит десятка таитянок в глазах порядочного белого мужчины, которому нужна настоящая спутница жизни, а не прелестный коричневый зверек. Да, на острове есть очень милые люди — белые, я имею в виду, — но в большинстве своем тут живут одни лоботрясы, которые мнят о себе как о героях и романтиках, а на самом деле просто бегут от действительности. Возможно, первооткрыватели здешних земель были другими — мне об этом неизвестно, однако Таити уже давно притягивает одних никчемных беглецов-фантазеров.

— Вроде меня, — кивнул Уильям, надеясь, что Марджери не догадается, сколько правды в этом кокетстве.

— Нет, Уильям, что ты, речь совсем не о тебе. А если будешь подтрунивать, я замолчу. Да и без того следовало бы, пожалуй.

— Нет-нет, продолжай, Марджери. Так, значит, ты действительно хочешь вернуться домой?

— Домой? Да, безусловно. Теперь я понимаю, что такое тоска по родине. У меня сердце сжимается при мысли об Англии. Только не думай, что у меня в памяти сплошные фиалки, ромашки и летние вечера с жаворонками в небе. Я тоскую по всему остальному тоже. Я бы все отдала, чтобы прогуляться по Вудбридж-роуд холодным дождливым ноябрьским или мартовским днем, когда дрожат на ветру голые деревья и в полях стоит вода. А потом прийти обратно, уютно устроиться у весело потрескивающего камина, запивать чаем тосты с маслом. Представь: витрины магазинов, поблескивающие сквозь пелену дождя; мальчишки-газетчики, снующие по тротуарам; театралы, стекающиеся на вечерний спектакль… И Рождество! Пушистые хлопья укрывают все вокруг мягким пледом, просыпаешься утром, смотришь в окно — а там все крахмально-белое. Потом весна, и все преображается. Не то что здесь, где один месяц не отличишь от другого. Но самое главное — милые, здравомыслящие англичане…

— В массе своей они далеко не милые и не здравомыслящие, ты и сама скоро это поймешь.

— Может быть. Но ты пробудь на чужбине с мое, и я послушаю, как ты заговоришь. А дети? Вспомни английских ребятишек — голубые глазищи, щечки, словно райские яблочки, — Уильям, право слово, что может сравниться со свежим яблоком…

— Марджери, я должен тебя предостеречь, — перебил Уильям с наигранной серьезностью. — Ты впадаешь в сентиментальность.

— Что ж, да, я сентиментальна. Почему бы нет? Разве это плохо? У меня есть чувства и переживания, я их не стыжусь. Я не кукла и не намерена притворяться куклой ради тех, кому вдруг не нравится «сентиментальность». Мне до смерти надоел этот остров, он мне не родной, я никогда не буду здесь счастлива, я хочу вернуться туда, где осталась моя душа, и стоит мне задуматься об этом по-настоящему — хотя я гоню от себя такие мысли, — Англия кажется такой милой, но затерянной где-то далеко…

— Затерянной? — Уильям невесело усмехнулся.

— Ну да. — Марджери посмотрела на него в недоумении. — Она ведь действительно далеко за океаном, поэтому и кажется мне затерянной. У меня щемит сердце, стоит задуматься о ней, и хочется плакать. Только не сочти меня плаксой, я вовсе не из тех, кто льет слезы по каждому ничтожному поводу. Зато разговорилась я что-то сверх меры. Совсем размякла. Еще немного, и я действительно расплачусь. — Голос ее дрогнул.

— Не надо, Марджери. — Уильяма затопила внезапная нежность. Он положил руки своей спутнице на плечи, и через мгновение она уже молча прижималась к его груди. Уильям коснулся губами ее лба, она подняла голову, и он поцеловал ее в губы, а она откликнулась — с неожиданной для Уильяма страстью. Наконец она медленно отстранилась, посмотрела на него пристально и проговорила едва слышно:

— Не обращай внимания, Уильям. Я, кажется, напросилась на этот поцелуй. Но я не хотела.

— Нет, конечно, нет, Марджери. Я… Я понимаю твои чувства, и мне стало тебя жаль, и ты очень мне нравишься…

— Правда? Я рада. Но больше ничего не говори, Уильям, в самом деле, не нужно.

— Я не знаю, что сказать. Такой сумбур на душе… — Он замолчал. Марджери кивнула, не сводя с него глаз. Уильям наконец решился и, взяв ее руки в свои, попросил с жаром: — Марджери, послушай. Я уезжаю на поиски своего острова. Не знаю, сколько это займет, но я обязательно вернусь сюда. Ты будешь здесь?

— Буду, если тебе нужно.

— Ты дождешься меня?

— Конечно, дождусь.