Затерянный остров (ЛП)

Но Гидеон понимал, что Эми никуда отсюда не двинется. Он ничего не сказал, но протянул к ней руку, чтобы проверить температуру. Эми грубо оттолкнула его.

— Я в порядке! — в противовес словам девушки, по ее телу прокатилась волна дрожи. — Просто… отдохнуть. Потом наверх.

Гидеон все же приложил руку к ее лбу. Он оказался таким горячим, что Гидеон не на шутку испугался. Он порылся в водонепроницаемом мешке, достал аптечку, извлек оттуда ибупрофен и дал Эми пару таблеток. Она не стала отказываться. Затем он достал амоксициллин. В комплекте был еще один антибиотик, обозначенный как «Азитромицин». Стоит ли давать ей его тоже? Или могут возникнуть побочные эффекты? Заражена ли рана? Или лихорадка — это лишь реакция организма на травму? Боже, если б он только был более сведущ в медицине!

Поразмыслив, он дал ей и второй антибиотик. Дрожащими руками Эми взяла таблетку, а затем, казалось, погрузилась в забытье.

Что же это за место? — размышлял Гидеон, понимая, что застрял в небольшой расселине скалы глубиной меньше метра на высоте, примерно двенадцать сотен футов над поверхностью океана. И выбраться отсюда сейчас не представлялось никакой возможности: снаружи шел ливень с порывистым ветром, а его спутница была ранена, и ей становилось все хуже.

Небо окончательно потемнело, и по нему то и дело прокатывался гром. Ливень усилился, и Гидеону казалось, что он прячется за водопадом. Он извлек бутылки из мешков и наполнил их дождевой водой, стекающей по стенам расселины. Эми начала бить крупная дрожь, и Гидеон снял свою рубашку, чтобы согреть ее. Сначала она слабо запротестовала, но затем замолкла.

Похоже, ее дела были совсем плохи.

Гидеон достал спутниковый телефон. Батарея почти полностью села. Защитив аппарат от воды своим телом, Гидеон включил его, и на экране появилась надпись: ПОИСК СПУТНИКОВ.

Поиск все продолжался и продолжался. Похоже, в этом месте не было сигнала. Они застряли здесь. Гидеон нажал несколько кнопок в надежде, что устройство заработает быстрее, но это не помогло. Значок заряда начал мигать красным, индикатор батареи снизился с 2% до 1%, а телефон все не мог найти спутники.

Гидеон отключил аппарат. Ему нужно было сделать звонок на вершине.

— Что… ты делаешь? — слабо простонала Эми.

Он сжал ее руку и слегка улыбнулся.

— Пытался дозвониться до Глинна, но не повезло. Связи нет.

Она не ответила. Прошло примерно десять минут, но дождь все не переставал.

— Мне страшно… — прошептала она.

Это признание испугало его больше, чем все остальное.

Сейчас Эми казалась маленькой и хрупкой, глаза ее горели беспокойством, губы были белыми и подрагивали. Теперь ее стоическая маска, ее решимость и ее уверенность в себе, которые прежде не подводили ее — все это рухнуло. Она выглядела испуганной и слабой — каковой, в сущности, и была. Эми знала, что не сможет продолжать подъем в таком состоянии — они застряли в этой маленькой трещине, и им грозила смерть. Гидеон судорожно размышлял, стараясь просчитать возможные варианты.

— Что же нам делать? — спросила Эми, и голос ее прозвучал почти жалобно.

Гидеон ответил ей мягко и успокаивающе.

— Ты отдыхай. Об остальном я сам позабочусь.

Мучительное молчание тянулось несколько минут, а затем Эми сжала его руку.

— Поговори со мной. Пожалуйста.

— Все будет хорошо, Эми, — и он почувствовал себя идиотом, произнося это. Разумеется, в сложившейся ситуации такого исхода ждать не приходилось.

— Меня зовут не Эми. Амико. Прекрати называть меня Эми.

— Хорошо, Амико.

Она тяжело и прерывисто вздохнула, глаза ее закрылись, а затем медленно открылись. Ее рука сжала его ладонь сильнее.

— Мой отец был японцем. А мать — швейцарской немкой. Я… родилась в Японии.

— Тебе не нужно рассказывать мне все это. Не сейчас…

— Я должна, — сказала она. — Мне… правда нужно выговориться. Я хочу, чтобы ты знал обо мне… на случай, если я умру.

— Хорошо, — согласился он.

— У моего отца было три сына от первого брака. Все — чистокровные японцы. Он был очень… старомодным, очень чтил традиции. А моя мать была… холодной… черствой женщиной. С момента моего рождения я уже не соответствовала тем идеалам, которых мой отец ждал от дочери. Я старалась… старалась изо всех сил заслужить его уважение и любовь. Я сделала для этого все. Но неважно, сколько курсов каратэ я прошла, сколько занималась икебаной, сколько уроков музыки брала… неважно, сколько у меня было пятерок по математике или как хорошо я исполняла концерты Вивальди на скрипке… этого всего было недостаточно. Я была девочкой. И я не была японкой. Не в его глазах.

Она сделала паузу, тяжело вздохнув.